Книга Щит и меч Венеры, страница 69 – Ольга Степнова

— Впрочем, теперь это меня не касается, — сказала я вслух и встала. — Это касается только тебя и твоей Лизы. Желаю счастья в личной жизни! Будь спокоен, о тайне Бубона я никогда никому не скажу.

Я вышла из каморки, шибанув дверью так, что штукатурка посыпалась с потолка.

Он мог бы догнать меня.

Уговорить остаться.

Сказать, что про свадьбу он пошутил!

Напомнить, что он любит только меня…

Но он ничего такого не сделал.

* * *

Пожалуй, я собака на сене, решила я про себя.

Я честно пыталась разобраться в своих мыслях и чувствах, заказывая пятый стакан глинтвейна в «Трех толстяках».

Мне нужен Жуль только тогда, когда я не нужна ему. Я ревную Дьяченко, несмотря на то, что он чужой для меня человек, и я ни за что не хотела бы видеть его «своим» мужчиной.

«Бабуль, скажи, я что — просто дура?!» — спросила я бабку, не рассчитывая на ответ.

«Ты пьяная дура, — буркнула бабка. — Не смей пить пятый стакан глинтвейна!»

Но я выпила. Вернее, высосала через соломинку горячую жидкость, щедро приправленную пряностями. Вино обжигало горло, согревало желудок и давало возможность проще смотреть на проблемы. Для жаркого летнего дня это был странный выбор — глинтвейн, но я заказала его потому, что никогда в жизни не пробовала.

Впрочем, день уже сменил вечер. Солнце больше не жарило, как оглашенное, оно наполовину скрылась за крышами высоких домов.

«Бабуль, я напилась, потому что запуталась!» — попыталась я вновь завязать диалог с бабкой.

«Ты напилась, потому что упорно не хочешь смотреть правде в глаза, детка!»

«Что ты имеешь в виду?!»

«А то ты не знаешь!»

«Нет!»

«Знаешь, потому-то и пьешь эту горячую, вонючую гадость! Кстати, я видела, как официант отпивал из каждого твоего стакана из трубочки!»

«Врешь!» — Я резко отодвинула от себя особый фужер с круглой ручкой сбоку.

— Официант! — позвала я.

Подошел парень лет двадцати.

— Зачем вы отпивали глинтвейн из моих фужеров?!

— Это неправда, — дернул острым кадыком парень, но по тому, как лицо у него пошло красными пятнами, я поняла, что бабка была права.

— Я не буду платить за заказ, — отрезала я и встала.

Парень не встал возражать. Пряча глаза, он забрал со стола недопитый глинтвейн и растворился в недрах кафе.

За руль в таком состоянии садиться было нельзя, но я села. И сделала пару кругов, повторяя маршрут Корчагина. Я надеялась, меня остановит гаишник, я начну с ним объясняться и забуду о своих горестях. Но, как назло, гаишник мне не попался, несмотря на то, что я три раза проехала на красный свет и два раза развернулась в неположенном месте. Наконец, плюнув на поиск неприятностей на свою голову, я поехала в салон «Нифертити».

— Сделай из меня Пушкареву! — приказала я Марине, усаживаясь перед зеркалом в кресло.

— Ну, начало-ось! — простонала Марина. — Может, Дженнифер Лопес? Или Кэтрин Зету Джонс? Или Анджелину Джоли? Ну, на худой конец Бритни Спирс…

— Делай, что я сказала, — тоном капризной звезды опять приказала я.

— Ася! Да ты никак выпила! Надеюсь, не в «Трех поросятах»?! Там бармены в спиртное плюют. Так, для прикола. Мне племянник рассказывал, у него девица знакомая на кухне работает.

— Марин, ты можешь меня молча подстричь и молча покрасить?

Марина вздохнула и начала разводить краску.

— Сначала покрашу, потом, если не передумаешь, подстригу, — пробурчала она. — Господи, ну сил нет такую красоту портить!

Я закрыла глаза. И вдруг вспомнила, что за весь день ни разу не позвонила Жулю. И в агентство даже не заглянула. Нарайян — тоже хорош, куда-то запропастился!

Весь день пролетел в душевных метаниях. Глупее занятия не придумаешь.

Еще неделю назад я помирала в агентстве от скуки, а теперь… теперь с радостью бы променяла все нескучные события последних дней на прежнюю скуку. Правда, все эти события сильно продвинули меня в отношениях с Жулем, вот только… нужно ли это мне?!.

А, может, я вообще не умею любить?!

Эта простая догадка вдруг подняла мне настроение. Бывают же убежденные холостяки, так почему бы мне не оказаться столь же убежденной холостячкой?

Я открыла глаза, посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась.

— Не красить? — робко, словно не веря в удачу, спросила Марина.

— Нет! И не стричь. Пушкарева отменяется. Скажи, Марин, может такое быть, чтобы девушке был никто не нужен? Ну… из мужского пола. Вернее… нужен, но не так, чтобы навсегда, по-настоящему, а только тогда, когда парень на нее не обращает внимания? А как только обратит, все… напрочь всю любовь отшибает! Или не отшибает, но… делается как-то пресно, неинтересно, ненужно…

— Ой! Точно в «Трех поросятах» нахрюкалась! Там в спиртное для прикола таблеток каких-то подмешивают, мне племяш говорил. Клиенты пьют, а потом глючат и такую хрень несут… Ася, иди проспись! Ей-богу, иди, а то послушаешь тебя — уши завянут и сережки отвалятся!

Я ушла из салона в полной уверенности, что женщина возраста и внешности Марины никогда не поймет Мисс, даже бывшую.

* * *

Домой идти не хотелось.

Я прогулялась по Патриотической в надежде, что вечерняя прохлада выветрит остатки хмеля из моей головы. Хмель и правда, уходил, оставляя тягостные раздумья. Арестуют ли Чеберду и Самойленко прежде, чем они успеют натворить новых дел? Что будет с нашим агентством? Сможет ли Жуль справится с обстановкой всеобщего злобного недоброжелательства к нашему роду работы?! Потянет ли шеф новый ремонт и покупку новой техники? Захочет ли общаться со мной после моего очередного «динамо»? Оставит ли своей секретаршей?

А Щит, Щит, неужели уедет с Лизой в Австралию, предварительно расписавшись с ней в Центральном загсе без очереди?!

Этот вопрос оказался самым больным для меня, потому что в глазах защипало, в носу засвербило, и наружу полились глупые бабские слезы.

Я обнаружила вдруг, что нахожусь у дома, где расположен банк «Патриот» и наш офис. Ноги сами принесли меня на второй этаж. В подъезде сильно воняло гарью. Дверь в агентство представляла собой обгорелый остов. Это только усилило мое слезливое настроение. Переступая через что-то черное, выжженное, я пробралась к своему рабочему столу. Свет я включить не смогла, — видимо, проводка во время пожара перегорела.

Я села на то, что осталось от стула. Наверное, мой Крейзи Фрог тоже сгорел! Это и в темноте понятно. А еще сгорели все мои мечты, желания и надежды. Когда-то я здесь помирала от скуки, а теперь поняла: скука — вот счастье! Скука, с бьющимися о стекло сонными мухами, с навязчивыми лучами солнца, пробивающимися через плотные жалюзи, с вязанием бесконечного шарфа или подпиливанием и так безупречных ногтей… А еще с подслушиванием разговоров шефа, потому что больше абсолютно нечего делать, а сердце так и ноет от безответной любви к молодому, безалаберному начальнику.