Онлайн книга «Гиляровский»
«Почему бы не принять сейчас их предложение?» — подумал наш герой. И, по обыкновению, пешком отправился в Романов-Борисоглебск. Подумаешь — всего-то три десятка километров. Но все не так просто. Наступила зима, двадцать градусов ниже нуля. В городе мороз не очень чувствуется, а среди чистого поля — просто смерть. А у Владимира Алексеевича даже не было шапки. Вот ведь незадача. По пути завернул в кабак, стащил свеженький половик, закутал голову, дальше пошел. Стемнело. Добрел до деревни, постучался к незнакомым людям, попросился переночевать. В ночлеге ему отказали — дескать, предыдущий «квартирант» стащил топор и больше подвергать опасности свое имущество хозяева не собираются. Предложили только щами накормить. Пришлось пойти на хитрость: «Кошка играла цепочкой стенных часов-ходиков, которые не шли. Чтобы сколько-нибудь задержаться в теплой избе, я заговорил о часах. — Давно стоят? — спрашиваю хозяина. — С лета. Упали как-то, ну и стали. А ты понимаешь в часах-то? — Малость смыслю. У себя дома всегда часы сам чиню. — Ну, паря. А ты бы наши-то посмотрел… — Что же, я, пожалуй, посмотрю… Отвертка есть? — Стамеска махонькая есть. Подал стамеску. Хозяйка убрала со стола. С сердечным трепетом я снял со стены ходики и с серьезной физиономией осмотрел их и принялся за работу. Кое-что развинтил. — Темновато при лучине-то… Уж я лучше утром… Хозяйка подала платок, в который я собрал части часов. Улегся я на лавке. Дед и мальчишка забрались на полати… Скоро все уснули. Тепло в избе. Я давно так крепко не спал, как на этой узкой скамье с сапогами в головах. Проснулся перед рассветом; еще все спали. Тихо взял из-под головы сапоги, обулся, накинул пальто и потихоньку вышел на улицу. Метель утихла. Небо звездное. Холодище страшенный. Вернулся бы назад, да вспомнил разобранные часы на столе в платочке и зашагал, завернув голову в кабацкий половик…» * * * Название «город Тутаев» будто и вправду взято из какой-то сказки. В действительности городов-то было два — Романов и Борисоглебск. Первый — на левом волжском берегу, второй — на правом. Затем эти два города объединили и в 1918 году присвоили им одно имя — в честь красноармейского бойца Ильи Тутаева, погибшего во время Ярославского восстания. Сейчас никто о том Илье Тутаеве не помнит. А название вполне пришлось к лицу этого города. Он и сегодня — воплощенная российская провинция. Одноэтажные и двухэтажные кирпичные домишки. Полуразрушенное здание с вывеской «Бар», трогательные таблички на заборах: «Дети, пожалуйста, не дразните собак, они могут вас укусить». И удивительная разобщенность двух частей этого города. В Тутаеве и поныне нет моста через Волгу — жителям города приходится перемещаться на пароме. Именно сюда держал путь наш герой (город практически не изменился с того времени). Точнее говоря, не в сам Тутаев, а в имение Поповых. Но его ждало разочарование. — Здравствуйте. Это Подберезное? — Было оно Подберезное когда-то, да сплыло! — А где Поповы живут? — Э-эх! Были Поповы, да сплыли! Оказывается, братья Поповы всего лишь за два года умудрились пропить свое имение. А затем отбыли в неизвестном направлении. И Гиляровский вернулся в Ярославль (на сей раз нашлась попутная телега). Продал на рынке сапоги и купил валенки. Познакомился с каким-то оборванцем. И этот оборванец подбил Гиляровского пойти вместе с ним на белильный завод господина Сорокина. «— Эка дура! Да на завод к нам! У Сорокина места хватит…. — Да я не знаю работы… — В однорядь выучат… Напьемся чаю, да айда со мной. Сразу приделят к делу… — У меня паспорта нет. — А у кого он на заводе есть? Там паспортов не любят, рублем дороже в месяц плати… Айда!» Ну, айда так айда. * * * Завод находился на окраине Ярославля. Добирались, разумеется, пешком. С устройством на работу проблем не было: «Мой спутник постучал в калитку. Вышел усатый старик-сторож. — Фокыч, я новенького привел… — Ну-к што ж… Веди в контору, там Юханцев, он запишет. Приходим в контору. За столом пишет высокий рыжий солдатского типа человек. Стали у дверей. — Тебе что, Ванька? — Вот новенького привел. Юханцев оценил меня взглядом. — Ладно. В кубовщики. Как тебя писать-то. — Алексей Иванов. — Давай паспорт. — У меня нет. — Ладно. Четыре рубля в месяц. Отведи его, Ваня, в казарму». Гиляровскому, вроде бы уже бывалому, в который раз открылся новый мир. Работа по четыре часа в сутки, два утром, а два после обеда — а конкуренции нет никакой. Обед нажористый, щи с мясом, каша с салом — а никто не ест. В чем дело? Оказалось, что в свинце. Всего несколько месяцев — и в организме начинаются необратимые процессы. Потеря аппетита, слабость, обмороки, боли в животе. А там и смерть недалеко. Но наш герой свинца, конечно, не боялся. И дело у него, ясное дело, спорилось: «Иваныч подал мне нож, особого устройства, напоминающий большой скобель, только с одной длинной рукоятью посредине. — Вот это и есть нож, которым надо резать кубики мелко, чтобы ковалков не было. Потом, когда кубики изрежем, разложим их на рамы, ссыпем другие и сложим в кубики. А теперь скидай с себя рубаху… Он полюбовался на меня и одобрительно сказал: — Тебе пять кубиков изрезать нипочем. Ну, гляди. Показал мне прием, начал резать, но клейкий кубик, смассовавшийся в цемент, плохо поддавался, приходилось сперва скоблить. Начал я. Дело пошло сразу. Не успел Иваныч изрезать половину, как я кончил и принялся за вторую». И, как не трудно догадаться, в планы Гиляровского опять ворвался случай, полностью их изменивший. Шел по улице, к нему подскочил песик, стал лаять. Гиляровский отбивался, песик вцепился ему в штаны. Наш герой схватил песика за хвост и перебросил за забор. Из-за забора раздались вопли: — Собаку в щи кинули! Надо же было так случиться, что Владимир Алексеевич закинул несчастного песика в котел, в котором каменщики варили себе щи. Каменщики бросились в погоню за Гиляровским, тот бросился наутек и спасся от разъярившихся преследователей. Но это мало утешало — ведь его узнали и собаку не простят. Оставаться на заводе больше невозможно. В Ярославле, впрочем, тоже. Владимир Алексеевич тайком прокрался в барак, забрал заработанные деньги и поспешил на пристань. * * * Наступила весна 1874 года. Владимир Алексеевич держал путь вниз по Волге. |