Онлайн книга «Гиляровский»
Разве мог властитель дум, которым был в те времена Лев Николаевич, публично посещать столь несерьезные спектакли? А потом, в Ясной Поляне рассуждать перед очередными ходоками о непротивлении насилию, о вреде праздности и прочих замечательных вещах? Нет, «брекекекс» был бы нешуточным ударом по толстовской репутации. Но, помимо театральных развлечений, в клубе процветала и азартная игра. Владимир Гиляровский вспоминал: «В одной из… комнат стояло четыре круглых стола, где за каждый садилось по двенадцати человек. Тут были столы „рублевые“ и „золотые“, а рядом, в такой же комнате, стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол для баккара и два круглых „сторублевых“ стола для „железки“, где меньше ста рублей ставка не принималась. Здесь игра начиналась не раньше двух часов ночи, и бывали случаи, что игроки засиживались в этой комнате вплоть до открытия клуба на другой день, в семь часов вечера, и, отдохнув тут же на мягких диванах, снова продолжали игру». А в XX веке тут начали состязаться шахматисты. В частности, в 1914 году здесь состоялась показательная партия между Алехиным и Ласкером. Один из очевидцев вспоминал: «Барьеров вокруг игравших не было, но публика не подходила близко к столику и держалась дисциплинированно. Демонстрационных досок тогда тоже не было, и многие держали в руках карманные шахматы. Ходы передавались в публике шепотом, из уст в уста. Но когда Алехин пожертвовал слона, зал зашумел и замолк под взглядами Алехина. Сравнивая партнеров, можно было сказать: лед и пламень. Пожилой Ласкер с вечной сигарой, хладнокровный и выдержанный, был полной противоположностью своему юному противнику, беспрерывно вертевшему клок волос и нередко вскакивавшему после сделанного хода. Нам не нужен был комментатор: на его выразительном лице отражались все душевные переживания. Он был в хорошем настроении, и зрители были уверены в том, что его позиция хороша. После окончания партии быстро замелькали над доской тонкие руки Алехина, показывавшего бесчисленные варианты». То есть шахматные страсти были посильнее карточных. Но и те, и эти в равной мере интересовали нашего героя. * * * В марте 1902 года Гиляровский получил весьма приятное послание: «Общество Любителей Российской Словесности сим извещает Вас о состоявшемся избрании Вашем в действительные члены Общества». Можно было сказать, что сбылась мечта юности — Владимир Алексеевич стал признанным писателем. А вскоре после этого, как мы уже говорили, он читал в Обществе доклад о своих гоголевских изысканиях — уже как «настоящий» литератор. Диплом же о приеме в члены Общества Владимир Алексеевич повесил под стекло на стену. Он был так же дорог нашему герою, как солдатский Георгиевский крест и значок почетного пожарного. * * * Между тем Гиляровский все больше интересовался Москвой. Прошло более двух десятилетий с тех пор, как он стал москвичом. Владимир Алексеевич любил город как существо живое, одухотворенное. Его интересовало всё, что с ним связано, — история, предания, экономика, политика, общепит, здравоохранение и даже топонимия. В 1902 году Владимир Алексеевич опубликовал занятный фельетон на эту тему: «И возит извозчик седока, и оба ругают московские переулки. Седок проезжий, и извозчик, старик, тоже недавно в Москве. — Да тебе сказано в Кривой переулок! — Да они все тут кривые! — оправдывается извозчик. И действительно, сколько кривых переулков в Москве! Кривые переулки есть в частях: серпуховской, городской и хамовнической. Потом следуют Кривые с прибавлением: Криво-Ярославский, Кривоколенный, Криво-Никольский, Криво-Арбатский, Криво-Введенский, Криво-Рыбников! Пересматривая указатель Москвы, я поражаюсь!.. Вот Астра-Дамский переулок! Вот Арнаутовский! Какой грамотей придумал такие названия! Вот семь Банных переулков, и все в разных частях города. Поди ищи! Живу, мол, в Москве, в Банном переулке в своем доме! Кажется, адрес точный: московский домовладелец — найти не трудно. А Банных переулков семь! Безымянных — девятнадцать! Благовещенских — 4, Болвановских — три. Только три. Мало по нашим грехам! Ей-богу, мало! И Брехов переулок только один. Бутырских, Вознесенских, Дербеневских, Золоторожских и Монетчиковых — по пяти. А вот Грязных — два. Врут, больше! Все грязные и кривые! Денежных — 2, Дурных — не хочется верить — тоже 2. Дровяных — 3. Задних — 2. Полевых, Грузинских, Ивановских, Краснопрудных, Красносельских — по 6. Лесных и Огородных — по 7. Кузнечных и Спасских — 8. Ильинских и Космодемианских — по 9. Знаменских — 12. Покровских — 10. И Никольских — 13. Далее, Коровьих — 4, Кладбищенских — 5. А сколько тупиков? Что может быть глупее тупика? Идешь, видишь улица, идешь дальше и, в конце концов, упираешься в забор! И это не старая Москва, нет! Масса переулков создалась за последние два десятка лет, а названия одно глупее другого. И в общем выходит такая путаница, что разобраться нельзя. Это повторение одних и тех же названий путает и почту, и публику. До сих пор в Москве нет ни Пушкинской, ни Гоголевской улицы! Хоть бы в память пушкинских и гоголевских празднеств назвали! Да наконец, мало ли знаменитых людей дала Москва, имена которых можно бы повторить хоть в названиях улиц. Это — почтит память деятелей. Во-вторых, название улиц именами знаменитых людей имеет и громадное воспитательное значение. Господа городские деятели, пекущиеся о благоустройстве Москвы, обратите на это внимание, пора бы! Да постарайтесь, чтоб названия не повторились, чтоб прекратить путаницу. Принимайтесь же за это дело, не стыдясь, — дело доброе! На память оставьте по одному, только по одному старому названию. Оставьте один Кривой, один Болвановский, один Коровий и один Брехов… Для будущих историков оставьте. Пусть думают: отчего и почему!..» Мелкотемье? Ан нет! Для «короля репортеров» мелкотемья не существовало. * * * Непосредственность и склонность к озорству никак не оставляли нашего героя. Доходило подчас до кощунства. В 1902 году тяжело заболела Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, «твердо-люди». Дошло и до угрозы летального исхода. Собрали консилиум. В то время, когда знаменитую писательницу осматривали доктора, близкие с нетерпением ждали вердикта. Атмосфера в доме накалилась до предела. Гиляровский, режиссер К. Станиславский и один актер вышли на улицу — перекурить, подышать свежим воздухом, дух перевести, да и просто расслабиться. Расслабиться не получалось. Тогда Владимир Алексеевич перебежал улицу, купил в пивной бутылку пива, сделал несколько глотков, после чего устремился к карете с Иверской иконой, по совпадению стоявшей рядом. |