Книга 1000 ночных вылетов, страница 31 – Константин Михаленко

Перед строем плывет развернутое знамя и застывает на правом фланге, рядом с входом в землянку КП. Там оно будет стоять под охраной молчаливых автоматчиков до тех пор, пока последний самолет не вернется с задания и не скроется под защиту яблоневых ветвей. Пусть сегодня уходят в небо только наши шесть экипажей, это ничего не значит, все равно в небе — гвардия! Шесть экипажей, двенадцать человек ушли в бой, и трепещет взволнованно на ветру знамя Родины. Помни о нем, гвардеец!

— Смирно! Слушай боевой приказ!..

Слова приказа известны на память, так же как известны и маршруты разведки. Память надежно хранит конфигурацию всех перелесков, линии дорог, излучины. Малейшее изменение в знакомых картинах должно обратить на себя внимание, насторожить, заставить понять, разгадать. По любым кажущимся мелочам мы должны определить главное — передвижение и дислокацию войск противника.

Наш маршрут прост: от линии фронта по прямой до Карачева, от него поворот вдоль шоссейной дороги в сторону Орла, затем от Орла параллельно железной дороге на юг к линии фронта.

Последние дни мы отмечаем усиленное движение автотранспорта противника даже на проселочных дорогах. Но есть в этом движении что-то для нас непонятное: машины в основном направляются в тыл.

— Неужели собрались драпать? — высказываю свои сомнения.

— Что-то странно, — отвечает Николай. — Давай поглядим. Подумаем.

— Может, швырнем по бомбочке?

— Погоди.

Я и сам знаю, что тратить боекомплект на отдельные автомашины не имеет смысла. Вот встретилась бы большая колонна, тогда можно не только бомбы сбросить, но и спустить с балок эрэсы, пошуметь пулеметами. Но мне непонятно происходящее в стане врага, а все непонятное требует определения.

Неожиданно впереди по курсу в небо упираются голубые лучи прожекторов.

— Орел, — докладывает Пивень. — Пора менять курс.

Впереди должна быть железная дорога, скрытые темнотой, настороженные и следящие за нами станции Змиевка и Глазуновка. А еще дальше, это уже за линией фронта, на нашей территории — Поныри.

— Коля! Смотри, вроде паровоз!

— Спокойно, старина! Ноль один десять. Высота тысяча. Станция Глазуновка. — Это Николай вслух комментирует свои записи — условные значки на карте, призванные рассказать о виденном, указать точное время и высоту, с которой производилось наблюдение.

Внизу клубится белое облачко.

— Паровоз! Эшелон! Точно!

— Тебе не кажется?

— Если тебе кажется — крестись! Помогает. Но Николай против обыкновения уклоняется от обмена остротами.

— Заходи на фотографирование! Боевой курс сто восемьдесят градусов! Заходи! Я молча разворачиваю самолет на заданный курс.

— Обиделся? Разведка — наука точная! Без твоих эмоций. Доходит?

Меня подмывает непреодолимое желание бросить в ответ какую-нибудь колкость, но команды Николая сдерживают едва не прорвавшееся «красноречие».

— Правее! Еще пять градусов! Так держать!

Теперь пусть рвутся снаряды по сторонам, пусть дымные шары разрывов расцветают облачными шапками перед самым носом самолета. Пусть! Я должен держать так, а не иначе, чтобы проявленные, поднятые и дешифрированные снимки легли на стол разведотдела армии и помогли разгадать планы противника.

Кто знает, может быть, снимки, сделанные нами, спасут не одну солдатскую жизнь.

— Так держать!

Как близко ложатся разрывы. Совсем рядом проносятся огненные хвосты «эрликонов». От напряжения ноет спина, с трудом сдерживаю желание отвалить в сторону, свернуть, уйти от гремящего огня.

— Так держать!

Только бы не попали в бензобак или в мотор. Пусть уж лучше — в крылья. Кажется, я их ощущаю, как собственное тело. И не думаю о страхе, о возможной смерти. Странно. Я ощущаю радость. Будто каждый пролетевший мимо снаряд подарил мне жизнь. До следующего снаряда. Ожидание мгновенного удара, смерти и… радость! Я опьянен этим необычным смешением чувств и уже не могу молчать. Мне хочется поделиться своим открытием с Николаем, хочется услышать его голос.

— Не засветят пленку, гады?

Но Николай прозаик. Он занят делом. Мне видна его голова, приникшая к прицелу, видны его тонкие пальцы на бомбосбрасывателе.

— Так держать!

Вспышки ФОТАБов ^[14] на миг выхватывают из темноты белые станционные постройки и красные коробки двух эшелонов. Где-то за станцией поднимаются и неумолимо движутся на нас грозные мечи прожекторов.

— Отваливай! Заходи на бомбометание!

Самолет уходит в сторону от разрывов, от жадных щупалец света. Разворот, еще разворот.

Хищные клювы взрывателей фугасок нацелены на эшелоны.

— На боевом! Так держать!

И опять это приподнятое, радостно-бесовское чувство опьянения боем. Опьянения? Нет.

Трезвого расчета и уверенности — задание будет выполнено!

— Не забудь сосчитать батареи! — кричу Николаю. — Разведка — наука точная!

— Подсчитал. И еще двадцать прожекторов. Доволен? А курс держи. Не на танцах. Чуть лево. Так держать!

Ага, бомбы оторвались! Узнаю об этом по легкому вздрагиванию самолета. В пустынном небе еще злобствуют зенитки и пытаются дотянуться до нас лучи прожекторов, но мы уже идем на юг, к линии фронта.

— Теперь тебе понятно направление движения транспорта?

— Будут драпать? — наивно подзадориваю Николая.

— Наивность! Подтягивают технику и резервы, а в тылы гонят порожняк. Очень торопятся фрицы. Потому и не маскируют порожний транспорт. А зенитная оборона? Такого здесь еще не было…

— Профессор!

— Не язви! Считаю, что удар готовится где-то в районе станции Поныри. И скоро. Очень скоро. Согласен?

— Вижу. В разведдонесении подчеркни: готовится удар в районе станции Поныри!..

* * *

…После Сталинграда и зимней кампании 1942/43 года перед блоком фашистских государств встала мрачная перспектива проигрыша войны. Чтобы поднять дух своих сателлитов и изменить ход войны, Гитлер начал готовить крупное летнее наступление, хвастливо заявив, что зиму он отдает русским, а лето существует только для немецких побед.

По плану операции, названной гитлеровским командованием «Цитадель», наступление должно было развернуться в районе Курской дуги. Одновременным ударом с севера и юга гитлеровцы рассчитывали окружить находящиеся внутри дуги советские войска, уничтожить их и нанести стремительный удар в тыл Юго-Западного и Брянского фронтов.

В течение нескольких месяцев Германия усиленно готовилась к этой операции. Немецкая армия получила огромное количество танков новых систем — «пантера», «тигр» и самоходных орудий с мощными пушками и усиленной броней. Кроме этого, здесь, на Курской дуге, были сосредоточены очень крупные воздушные силы.