Книга Брежнев, страница 5 – Леонид Млечин

Приехал Брежнев. Присели на скамейку. Появился внук Шелеста, тоже Петр.

— Как тебя зовут? — ласково спросил его Брежнев.

Мальчик ответил и в свою очередь поинтересовался:

— А тебя как?

— А меня дядя Леня.

Петя помолчал и сказал:

— А, знаю. Ты — дядя Леня из кинобудки.

Брежнев был несколько смущен, но выяснилось, что Леонид Ильич похож на своего тезку-киномеханика, который приезжал на госдачу показывать фильмы семье секретаря ЦК Украины.

С тех пор Леонид Ильич, разговаривая с Шелестом, неизменно просил:

— Петро, не забудь передать внуку привет от дяди Лени из кинобудки.

Брежнев и Шелест искупались и расположились в беседке. Брежнев стал расспрашивать Шелеста о делах на Украине. И как бы между прочим задал вопрос:

— Как к тебе относится Хрущев?

— Мне кажется, что Никита Сергеевич ко мне относится спокойно, как большой руководитель к младшему, — дисциплинированно ответил Петр Ефимович. — С его стороны я никогда не слышал ни окрика, ни грубого обращения.

— Это он в глаза, а за глаза может и другое сказать. И говорит, — буркнул Брежнев.

Шелест растерялся, подумав, что Брежнев знает об истинном отношении к нему Хрущева. На всякий случай сказал:

— Хрущев занимает такое положение, что ему нет надобности говорить одно в глаза, а другое за глаза. Да и вообще у него такая ответственность и нагрузка, что мы должны его понимать, если даже он кое-что говорит резко. Но он по натуре не злопамятный, наоборот, добрый и отзывчивый.

— Ты мало его знаешь, — недовольно отозвался Брежнев, — замкнулся в своей провинции, ничего не видишь и не чувствуешь.

Шелест обиделся:

— Что кому положено, тот то и делает.

— Это так, но надо шире смотреть на происходящее, — сказал Брежнев. — Все, что происходит в партии, в стране, исходит от вас, членов президиума ЦК. И мы видим, что вы все вторите Хрущеву, первыми ему аплодируете. А нам с Хрущевым трудно работать. Об этом я и приехал поговорить откровенно с тобой, Петро. Никто не должен знать о нашей беседе.

Подошло время обеда. Брежнев не отказался от рюмки. Расслабившись, стал читать стихи. Несколько раз с намеком говорил жене Шелеста: «Петро меня не понимает». Сын Шелеста находился в командировке в Африке. Брежнев пообещал невестке Петра Ефимовича поездку к мужу, добавив:

— И тебе это ничего не будет стоить.

Обед затянулся. Когда вышли на улицу, уже темнело. После выпитого разговор принял более откровенный характер.

— Ты, Петро, должен нам помочь, поддержать нас! — сказал Брежнев.

Шелест не спешил с окончательным ответом:

— Не понимаю, в чем и кого именно поддерживать? Объясни.

— Хрущев с нами не считается, грубит, дает нам прозвища и навешивает ярлыки, он самостоятельно принимает решения. А недавно заявил, что руководство наше старое и его надо омолодить. Он собирается нас всех разогнать, — ответил Брежнев.

Леонид Ильич не лукавил. Шелест сам слышал от Хрущева, что «в президиуме ЦК собрались старики»…

— А тебе сколько лет? — спросил Брежнев.

— Пошел пятьдесят пятый.

— Так ты тоже старик, по мнению Хрущева.

— Хрущев беспокоится об омоложении кадров. Это хорошо, должна быть преемственность, — Шелест продолжал играть.

— Ты меня неправильно понял, — сказал Брежнев. — Надо же понимать, что на самом деле хочет разогнать опытные кадры, чтобы самому вершить все дела… — И, нахмурившись, добавил: — Жаль, что ты не хочешь меня понять. А наш разговор нужно держать в тайне.

Шелест не выдержал:

— Если вы мне не доверяете, то нечего было ко мне приезжать, а о конфиденциальности прошу мне лишний раз не напоминать.

Брежнев спохватился:

— Ты, Петро, правильно меня пойми. Мне тяжело все это говорить, но другого выхода у нас нет. Хрущев над нами издевается — жизни нет. — На глазах у него появились слезы. — Без тебя, без такой крупной организации, как компартия Украины, мы не можем что-либо предпринять.

— Вам всем надо собраться и откровенно поговорить с Никитой Сергеевичем о недостатках, — посоветовал Шелест. — Мне кажется, он поймет.

Ты так говоришь потому, что не знаешь истинного положения дел, — прервал его Брежнев. — Если мы попытаемся это сделать, он нас всех разгонит.

Они вернулись на дачу, еще выпили и закусили.

Брежнев обнял Шелеста, расцеловал и многозначительно произнес:

— Петро, мы на тебя очень надеемся.

Брежнев уехал, а Шелест почти до рассвета бродил по набережной, прикидывая, как ему быть и чью сторону занять. Он и сам побаивался непредсказуемого Хрущева, ему тоже надоело постоянное недовольство неуемного первого секретаря.

Никита Сергеевич с удовольствием приезжал в Киев, выступал на пленуме республиканского ЦК и крыл местное начальство:

— Украина сдала свои позиции, положение дел вызывает беспокойство… Плохо стали работать… Я уже критиковал украинское руководство, но за обедом, когда критикуешь, с них как с гуся вода, а вот когда при народе критикуешь, я вижу — они ежиться начинают… Последние годы, как лето, так руководители все от мала до велика стараются не упустить лучший сезон купания в Черном море. Благо вы теперь Крым получили, поэтому есть куда ехать. Товарищи, кто со мной работал на Украине, тот знает, я проработал тринадцать лет на Украине и за эти тринадцать лет только раз был в отпуску…

Шелест и другие руководители Украины в присутствии своих подчиненных вынуждены были лишь, кисло улыбаясь, аплодировать Никите Сергеевичу.

Утром Шелест позвонил Подгорному в Мухолатку, сообщил, что накануне был Брежнев. Подгорный поинтересовался:

— Чем занимаешься?

— Переживаю вчерашние разговоры.

— Если можешь, приезжай ко мне, будем вместе переживать.

Шелест подробно пересказал Подгорному разговор с Брежневым. Николай Викторович его внимательно выслушал и произнес:

— Мне все это известно.

Оказывается, Брежнев уже побывал у Подгорного и изложил суть разговора.

Шелест удивился:

— Зачем же мне все было повторять?

Подгорный честно признался:

— А я не знал, все ли мне Брежнев рассказал. Николай Викторович не очень доверял Леониду Ильичу. Любой из заговорщиков мог в последний момент обо всем рассказать Хрущеву и погубить остальных.

Шелест осведомился, почему к нему приехал Брежнев, а не Подгорный.

— Так надо было, — таинственно ответил Николай Викторович. — Позже узнаешь.