Онлайн книга «Эпоха победителей. Воспоминания пламенных лет!»
|
Машина вернулась с двумя пленными летчиками в черных комбинезонах, и остановилась у ворот комендатуры, рядом с хлебным киоском, у которого толпились женщины. Они рванулись к машине, и с криками стали забрасывать немцев камнями. Из ворот вышел комендант, выстрелил в воздух и сказал: «Прекратить произвол». – Охрана увела перепуганных летчиков, а я поспешил на батарею к Наташе рассказать, какие они – немцы. Мы возбужденно обсуждали удачный воздушный бой, и радостно смеялись первой, казалось совсем нашей победе. Я начал часто прибегать к Наташе на батарею. Часовые уже перестали обращать на нас внимание. Ласковые прикосновения мягких Наташиных пальцев, отдавались в моём сердце сладкой щемящей болью и томлением. Мы болтали о городских делах, рассказывали о себе и смеялись радостно и тревожно. Однажды Наташа сказала, что скоро уходим. Фронт уже давно ушел далеко за Буг, и поцеловала меня. Я весь обмер, покраснел, затрепетал как скворушка, выпавший из гнезда, и смущенный ушел домой переживать свои чувства. Они ушли ночью, оставив за собой полуразрушенные окопы, обломанные ветки, запах пороховой гари и человеческой стоянки. В почтовом ящике я нашел записку с номером полевой почты и коротким: – Прощай и пиши! Я, конечно, писал – и о своих чувствах, и о той громадной стройке, развернувшейся вокруг нас, но ответы получал все реже и реже. Сердце моё стонало, и я написал: * * * Девочка милая, – зорька лесная, Сердце болит, – кровоточит душа! Разве не слышишь – звезда ты лесная. Нервы как струны – звенят у меня. С болью и с песней – тебя вспоминаю! Алые губы, – огонь твоих глаз. Плавлюсь, и капли – по телу стекая, Красным металлом – струятся из глаз. Душу пронзило – как болью распятья. Кровь через кожу – струится горя. Красные капли – в янтарь застывая, Катят по телу – огонь унеся! Ответы получал все реже и реже. Она коротко писала о своей жизни, с полным невниманием к моим страданиям. Я перестал писать в никуда и уходил всё дальше и дальше, захваченный новой жизнью. Но однажды получил от неё короткое письмо. В глаза бросился какой-то взволнованно извилистый, но все, же её почерк: «Прости меня, мой голубоглазый малыш, ты ещё не стоишь на ногах, а жить надо. Жизнь есть жизнь. Я выхожу замуж. Прости и прощай!». Письмо без обратного адреса, с одним словом. Никополь! Сердце моё сжалось, и я постарался всё забыть, бродя вдоль берега Днепра и смотря на мигающие огни уходящих ночных кораблей. Однако память ещё долго возвращалась к тому радостному и тревожному чувству, родившемуся с последним выстрелом зенитной пушки. Наконец, новая жизнь с её тревогами и заботами, унесла меня вперед, и всё вскоре скрылось, как в речном тумане. Прошло много лет. Нас сильно измотали различные перестройки и реформы. Развал страны, деградация промышленности, развал собственности Великой державы сильно повлиял и на нас самих. Мы стали какие-то отчужденные, замкнутые. Но однажды на вокзале, среди мешочников, их озлобленных выкриков и вокзальной суеты, я увидал её, с двумя парнями, натужно волокущими огромные мешки. Её было трудно узнать, печать всех бед легла на её лицо. Но что-то толкнуло нас в сердце. Мы остановились, взяли друг друга за руки и тихо сказали: «Это ты». И вместе ответили: «Да, это я». Мы грустно держали друг друга за руки, и долго молчали. Наконец полились слова: Девочка моя, – Звездочка родная. Ты стоишь опавшая – словно не живая. Опустились локоны – взгляд поник совсем. Только лишь осталось – солнце, насовсем. Только лишь шевелится – та двойная боль. В сердце не залеченном – на всю жизнь с тобой. И дальше, слово за словом, полился вопрос за вопросом. – Как живут ваши поселки? Как живете вы? – с волнением спрашивал я. – С трудом выживаем. А главное нет той душевной тишины, того душевного покоя, той уверенности в завтрашнем дне. Сплошная погоня за куском хлеба. Кажется, остановишься и погибнешь. Всё челночим и челночим, этим нелегким промыслом нас просто раздавили; раздавили и бросили на дорогу мировых перекрестков и нас, и нашу душу. Раздавили безжалостно – до боли, до полного омерзения. – Звучал её печальный голос. – А хотелось бы вернуться в прошлое. Такая ностальгия в душе. Мы же мечтали о жизни чистой и светлой, а теперь всё в этих неистовых криках, всё в этой суете, в этой блеснувшей своим крылом черной птицы наживы, поманившей нас за собой, и бросившей на перекрёстке мировых дорог. И хочется вернуться в прошлое и исправить какую-то нелепую ошибку, какое-то нелепое недоразумение, проснуться утром и увидеть, – всё по-прежнему, все, как и было, и сказать: Тишины я хочу – в этих криках. Тишины вдоль – заснувших плетней. Тишины – мои черные руки, – как обрубки седых тополей. Тишины, где нет боли душевной, – об ушедшем величье твоем. Где мы вместе с тобой не заплачем, Где мы вместе с тобой запоём. И чтоб белые лебеди плыли, – к той далекой ушедшей мечте. Не хочу я обрубков горелых – в этой дикой блатной пустоте. Не пройдешь по поселку с гитарой, – не споешь ты степную кугу. А напившись кавказской отравой, – кровью харкнешь на черном ветру! Вся наша, такая спокойная, послевоенная – советская жизнь, с её постоянными улучшениями, родила в нас мысль, а не медленно ли мы бежим, а нельзя ли бежать быстрее, к тому послевоенному ожиданию чего-то святого и светлого. Какой-то встречи, с кем-то, или с чем-то, что сделает нас лучше, возвышенней и чище, а нашу жизнь одухотворенней. И мы оба поняли, что все это разбилось об эти тяжелые каторжные мешки. Мы оба поняли, что в чем-то мы изменили сами себе. Где-то промолчали, а где-то приспособились. Перестроечная толпа, кружась в диком азарте, завращала нас, разделила и понесла в разные стороны. Остались только мысли прозрения, и ощущение беды и тревожных воспоминаний: И не будет дней святых – я боюсь! И уйдет от нас совсем – розовая Русь. Красно-розовая Русь – не спеши. Мы ушли бы в рай с тобой – не греши. Кто-то властною рукой – сдвинул нить, Чтоб для нас опять с тобой – дверь закрыть. Хоть мечтали мы всегда – как в строю. Много весен не пройдет – мы в раю. Но случилася беда – видит Край. Как закрылася дорога – в Красный Рай! Как оставила ты нас – у крыльца. Завертелся дикий пляс – до конца. Как найти нам дальше путь – в те края? Где жила моя мечта – ты да Я! Но расстались мы с тобой – вот вопрос? Повернули ось земную – в перекос! Дней спокойных, тишины – не найти. Только горьких дней моих – не сочти. Расскажи, как дальше жить, – чтоб моля, Ты вернулася опять – как Земля! Она взмахнула мне рукой уже на подножке уходящего поезда, и сквозь стук вагонных колес я услыхал её голос. |