Книга Пика, страница 28 – Александр Асмолов

Включил на кухне чайник. Устроился на диванчике у плиты и коленки подобрал. Стал согреваться. Воспоминания не отпускали. Где-то там, в уголках памяти, хранились образы, тронув которые, можно было вытащить цепочки прошедших событий.

Однажды Орлов вызвал к себе в кабинет бывшего художника, быстро переквалифицировавшегося в дизайнера, и поделился идеей построить три современные «деревушки» в Подмосковье. Места для стройки он уже подобрал, дело за проектом. Идея Саве понравилась — современный автономный поселок, в котором пятистенки из кедровых бревен, крыши из испанского камыша, немецкая бытовая техника, американские информационные технологии, итальянская мебель, японские телевизоры. В каждой «деревеньке» свой ресторан со стеклянным полом над аквариумом, где плавает финская форель и норвежская семга. С одной стороны, это были инвестиции в недвижимость, с другой стороны, реклама товаров, которые можно купить в «Паленке». Так зародились Березовка, Ольховка и Калиновка.

В команду дизайнеров Орлов включил еще несколько человек, среди которых была и Светка. Они были слишком разные по характерам, но обуреваемы одной страстью к живописи. Оба понимали, чтобы писать, нужно это сначала обеспечить. Времени на все не хватало. Приходилось чем-то жертвовать. Светке удавалось все совмещать. Как-то она показала Саве свои пейзажи. Это были настоящие русские полотна. Скорее всего, она сделала их для себя, и потом не смогла оторвать от души, продав кому-нибудь. Они так и висели на всех стенах ее маленькой квартиры и даже в гараже, где маялся в нетерпении ярко-красный Duke-390.

Тогда Светка ему очень нравилась, но развивать их отношения Сава не решался. Слишком свежи были в его душе следы от развода с Машей и расставания с Полинкой, к которой его не подпускали. Почему она сегодня вдруг появилась в его странном сне, Пика понять не мог, а нарисовать и спросить у него не поднималась рука. Зато семейный портрет Мехмета уже давно сложился. Осталось только положить на бумагу. Он огляделся. На барной стойке лежал «дипломат» с документами и начатой пачкой чистой бумаги. Кто-то предусмотрительно оставил его на видном месте. Пика улыбнулся. Удивительная женщина с карими глазами успевала думать сразу обо всем.

Он с азартом взялся за дело. Постепенно чистый лист заполнился большими расшитыми подушками, на которых восседал в шароварах и огромном тюрбане мужчинка, очень похожий на Мехмета, но с животиком. Вокруг были расставлены начищенные до блеска блюда со всевозможными яствами. Особенно бывшему художнику удались сладости. Благо некоторые ему понравились. На строгом лице «паши» застыло выражение безразличия, в одной руке он держал мундштук от кальяна, в другой-четки. Было похоже, что еда и жены ему надоели. Он мечтательно смотрел куда-то вдаль. Возможно, вызывая из памяти образ другой женщины, ранившей его сердце. Карандаш замедлил свое движение, придавая взгляду некоторые особенности, в которых читалась потребность поговорить с кем-нибудь о наболевшем.

— Постой, чужестранец, — наконец прозвучало в сознании бывшего зэка, — это же ты сопровождал женщину с удивительно красивыми карими глазами?

— Верно, господин, — подыграл директору Пика.

— Скажи, как ее полное имя.

— Она хотела бы, чтобы ты называл ее просто Ди.

— Так она Диана, — мечтательно продолжил Мехмет, — по римской мифологии богиня женственности и плодородия.

— Еще растительного мира и охоты.

— Это второстепенно, — легкомысленно отверг намек бывшего зэка, турок. — Это богиня воплоти. Тебе ли не знать счастливец, о ее грации и женственности. Она достойна титула королевы всего Востока.

— Осмелюсь заметить, — подлил масла в огонь разгорающейся страсти коварный собеседник, — точнее трудно высказаться о Диане. Так может говорить только поэт Востока.

— Признаться, у меня сформировалось желание посвятить ей рубаи, но как тягаться мне с Хайямом.

— Ты читал мои катрены?

— В твоей стране знают рубаи Мехмета из Чорума? Признаться, я удивлен, но искренне тронут.

— Истинная поэзия, мой господин, не знает границ.

— Скажи, а твоя госпожа тоже читала?

— Конечно. Только из скромности, она просила меня узнать, кто автор.

— Вот как?

— Уверяю вас, уважаемый, если бы не макияж, вы сразу же заметили бы ее румянец, едва она увидела вас.

— Так все эти разговоры о регистрации фирмы только повод?

— Простите, господин, мою неуклюжесть в подобных вопросах, но придумать что-то иное у меня не хватило фантазии. Однако, не исполнить просьбу госпожи я тоже не мог.

— Что же, тут тебя можно понять. Мои мысли тоже мечутся, как ягуар в клетке, и я пока не в силах подобрать простой пароним для рифмы.

— Вам нужно просто продолжить начатый разговор.

— Увидеть в простоте сокрытый смысл под силу только мудрецу.

— Думаю, что с помощью какого-нибудь простого примера, вы сможете достойно зарекомендовать себя в глазах этой удивительной женщины.

— Интересно, а что может ее заинтересовать?

— Какой-нибудь необычный способ ухода от назойливых конкурентов, который вы посоветовали состоятельному человеку, чтобы просто раствориться перед носом ищеек.

— Думаешь, это может быть интересно госпоже?

— Позволю вам доверить тайну, надеясь на вашу скромность, господин. Она более всего в мужчинах ценит необычный ум.

— Ну, что же, могу предложить ей один из моих приемов. Посмотрим, заинтересует ли он ее.

— Я замер в нетерпении почтенном.

— Так вот. Для одного очень богатого русского бизнесмена я предложил номерной вариант регистрации. Это когда вместо имени и прочих атрибутов клиента мы регистрируем только двадцатизначный номер. К нему привязаны все данные по компании — Свидетельство о регистрации, Устав, Учредительный договор, сертификат акций, первые лица компании, печать, реквизиты счета в банке, но они зашифрованы и не публикуются.

— Никаких имен?

— Только цифры.

— И это все легально?

— Конечно, как номерной счет в банке, — Мехмет снисходительно улыбнулся.

— М-да, это наповал. Думаю, госпожа будет в восторге. Только она не так доступна, как кажется. Ее можно завоевать, только доверием.

— Но это же…

— Я не услышу, господин. Вот здесь ее прелестное ушко, — и художник быстро нарисовал едва заметное ухо под чадрой. — Только ей.