Книга Большая игра, страница 11 – Александр Афанасьев

В конце концов, прав был тот кабульский полицейский, который сказал ему: я знаю, сэр, не все пуштуны плохие… но большинство из них.

Нужны были решения… а решений не было. В современном мире, где посланное по электронной почте письмо оказывается через пару секунд за десять тысяч миль — никто не может воевать восемнадцать лет. По крайней мере, развитые страны не могут. Его предшественник предлагал разделить Афганистан на две части: пуштунский юг со столицей в Кандагаре, и многонациональный север со столицей в Кабуле. Но никто в Вашингтоне не стал всерьез об этом задумываться… Афганистан был на задворках политики. Пока не произойдет новое 9/11 — никто не почешется.

А оно произойдет. В этом можно не сомневаться.

Здесь все знают, каким будет будущее, но никто не в силах его изменить. Никто…

Субурбан плыл по городу, резко тормозил и снова набирал ход — теперь, после того, как основной американский контингент выведен, они уже не могут позволить себе перемещаться с мигалкой. На каждом перекрестке стояли изумрудные пикапы национальной полиции с пулеметами. Сколько из них уйдет в моджахеды, как только все здесь накроется? Да все! Потому что в Афганистане государство проигрывало и разваливалось столько раз, что никто и не подумает стоять до конца. Здесь имеют значение простые, сермяжные истины — собственная жизнь, дальше семья, дальше клан и племя. Государство — это те идиоты, кто бесплатно дает оружие, и время от времени заставляет петь национальный гимн.

Субурбан свернул к грубо выстроенной стене больше двадцати футов высотой. Вот и она. Зеленая зона…

В холле здания, целиком отданного под нужды правоохранительных структур, к нему бросился Гела — грузинский стажер ^[18]. В составе персонала местной станции — были далеко не только native Americans.

— Сэр. У нас большие проблемы.

— Где?

— В Таджикистане…

* * *

— Итак, внимание. Это Горный Бадахшан, Ишкашимский рынок. Вот он.

…

— Вчера здесь произошла серьезная перестрелка. Мы потеряли более десяти человек, к счастью — только привлеченные силы.

— В чем был смысл операции? — спросил Старк.

— Отследить контакты российской разведки в Афганистане. В частности — контакты, направленные на дискредитацию Камбалы.

— Продолжайте.

Дискредитация — в ЦРУ это могло означать все что угодно.

— У нас появились данные о том, что российская разведка нашла агентурный подход к Камбале, должна состояться передача информации на Ишкашимском рынке.

Данные дал крот, окопавшийся в Москве — Старк об этом знал, а вот Гела — нет. Крот знал место, но не знал, кто конкретно там будет — ни с той, ни с другой стороны. Почему работал крот — об этом не знал и Старк, может, по идеологии, может, за деньги. Он знал этого крота, потому что до Кабула работал на станции в Киеве помощником резидента, инфа шла через него. Лучшим их агентом в Москве был генерал, его супруга была украинкой, до 2014 года никому не приходило в голову, что это плохо. Потом он начал давать информацию. Через два года все раскрылось — и русские объявили о том, что генерал умер. О том, что произошло на самом деле — спустя год рассказал крот. Когда все раскрылось — к генералу пришли сослуживцы. Ничего не подозревая, генерал отправился с ними порыбачить — и на рыбалке сослуживцы утопили его. Россия в этом смысле не менялась…

— Мы направили группу на перехват и связались с местным активом с тем, чтобы оказал нам помощь.

На экране появилась фотография.

— Мирзо Бобокулов, местный криминальный авторитет, занимается контрабандой, наркотиками, крышеванием…

Старк махнул рукой.

— Российских агентов удалось отследить, равно как и их контакт. Контактом оказался простой торговец. Но при попытке задержания — российские агенты открыли стрельбу и скрылись. Погибли Бобокулов, почти вся его охрана, а так же пять наших людей, привлеченных в рамках Камбалы. Агентам удалось уйти.

— Стоп.

Старк быстро соображал.

— Сколько было русских?

— Двое, сэр, как мы полагаем.

— Стоп…

…

— То есть вы хотите сказать, что двое русских убрали Бобокулова, его людей, убрали чеченцев и скрылись?

— Да, сэр.

— Как так произошло?

— Недооценка уровня угрозы, сэр. Мы не рассчитывали на лобовое столкновение с ними, думали, придут обычные добывающие. Мы ошиблись. Полагаю, сэр, это были агенты спецназа.

Старк тяжело вздохнул.

— Операторы, Гела, операторы. Правильно будет говорить именно так. Агенты — это сотрудники невоенизированной или полувоенной структуры. А спецназ — это военные. У русских есть слово почти идентичное нашему — оперативник.

— Да, сэр.

— Контактера — афганца удалось задержать?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Потому что все кто мог задержать, погибли, сэр.

Старк выдохнул.

— Здорово. Что у нас на него есть?

— Ничего, сэр. Только информация, что это был торговец ворованным военным имуществом. И больше ничего.

— И от кого он приходил, мы тоже не знаем.

— Нет, сэр.

— Так что же у нас на руках кроме горы трупов?

Ничего…

Утро в Кабуле — начинается рано, в шесть утра, с протяжного воя муэдзина, призывающего к молитве. У меня этот вой почти не слышен за счет двойного остекления лоджии и я вполне могу позволить себе поспать до утра.

Но не сегодня. Сегодня у меня командировка в Джелалабад.

Я живу в новом районе — район Афсотар, застройка на Кохестан-роад, это почти на окружной, северо-запад. Вне ринга ^[19]. Там новые дома, в Кабуле вообще достаточно интенсивно ведется жилищное строительство: в городе по некоторым данным проживает уже три миллиона человек, а нормальная застройка тут ведется только последние пять — семь лет, и это если не считать большого количества разрушенного во время гражданской войны жилья. Квартира для меня даже слишком большая — три спальни ^[20], двести квадратов — но мне приходится поддерживать имидж делового человека, и в то же время я не хочу по определенным причинам снимать отдельную виллу. Еще одной причиной, почему я живу здесь — является то, что я не плачу за аренду. Один покупатель не смог заплатить за стройматериалы, неприятность у него случилась — и я договорился, что несколько месяцев поживу в его квартире, списывая по тысячу двести долларов за каждый месяц. Хозяин предлагал мне купить эту квартиру за сто двадцать тысяч — но я отказался. Хотя сделка была выгодная — сейчас такая квартира в этом районе может уйти за сто восемьдесят, если не за двести.