
Онлайн книга «Гончие псы»
– Это мы сделаем, но разве вы сами не задавались этим вопросом? Вистинг медлил. Он привык принимать ответственность, не задавая вопросов. – Я был там, – ответил он. – И у меня была квалификация. – Вас это не беспокоило? Вистинг покачал головой. Тематика вопросов была вне его разумения. – Вы вели раньше такие крупные дела? – спросил следователь и показал на диктофон, напоминая, что кивать или мотать головой недостаточно. Вистинг кашлянул. – Дело Сесилии выросло до самого крупного расследования дела, которое я когда-либо возглавлял, – ответил он. – Но когда меня назначили, это было просто дело об исчезновении. – Просто? – Ну конечно, с самого начала было понятно, что Сесилия исчезла не по доброй воле. Естественным было предполагать, что с ней случилось несчастье. Она пропала на пересеченной местности, кое-где ее путь пролегал рядом с морем. Я работал с теорией наихудшего. – Теорией наихудшего? – Моей задачей было позаботиться о том, чтобы мы с самого начала вели следствие, предполагая, что случилось наихудшее. Что в отношении девушки могло быть совершено преступление. – Какие команды поступали от вашего руководства? – Команды? Я не совсем уверен, что понимаю вопрос. – Они показывали, что довольны вашей работой? – Другого впечатления у меня не было. Все время возникал ресурсный вопрос, разумеется, однако никакой критики в отношении проделанной работы не было. – Чего они ждали от вас? Вистинг пожал плечами. На практике такого не было, чтобы полицейским говорили, чего от них ждут. У них у всех была общая цель: раскрыть дело и предать преступника правосудию. – Результат, – ответил он. – Они, конечно, ждали результата. – Как они это показывали в ходе расследования? – Я не понимаю вопроса. – Кто-нибудь проявлял нетерпение, когда результата не было? – Все проявляли нетерпение, – признал Вистинг. – Но большинство из нас уже бывали в такой ситуации и раньше. У нас был опыт, мы знали: порой, чтобы разобраться в деле, нужно немало времени. – А что с прессой? – А что с ней? – Журналисты не проявляли нетерпения? – Конечно, они предъявляли требования по раскрытию преступления и задавали вопросы по нашей работе. – Как вы это воспринимали? – Двояко, – ответил Вистинг. – Следователям мешала необходимость постоянно отвечать на вопросы журналистов, однако внимание прессы приносило также и пользу: люди могли поделиться догадками или информацией. – Это было обременительно? – В таком деле что угодно может быть обременительным. Но общение с прессой – это часть нашей работы. – Однако я полагаю, что давление общественности, требовавшей от вас результатов, было огромным? – Это был вопрос? – Позвольте спросить иначе, – поправился следователь. – Как влияло на следствие то, что вам нечего было рассказать прессе? Вистинг задумался. Хороший вопрос. – Моей главной задачей было вести тактическое расследование, – объяснил он. – Я был сосредоточен на этом. С журналистами общался занимавший тогда должность полицейского обвинителя Аудун Ветти. – Но вы присутствовали на пресс-конференциях? – Да. – Как вы относились к тому, что вам приходилось сидеть на ежедневных пресс-конференциях, не имея возможности сообщить что-то новое? – Это не так, – ответил Вистинг. – Расследование не стояло на месте. Каждый день были какие-то подвижки, хотя прорывов и не было. Следователь листал бумаги, будто хотел вернуться к изначальному вопросу. Вистинг изучал его. Терье Нурдбу знал о том, что не только было крайне важным для дела, но и привело к катастрофическим последствиям. Пока они искали Сесилию Линде, всплыло, что полиция располагает кассетой, на которой девушка описывает место, где ее держат. В тот же день, когда Аудун Ветти подтвердил эти сведения журналистам, тело девушки сбросили в придорожную канаву. Если Вистинга и можно было за что-то порицать, так это за то, что полицейские не сумели скрыть информацию о кассете и обширных поисковых мероприятиях. Это-то ее и убило. Когда о кассете стало известно всем, у преступника не осталось иного выбора, как избавиться от Сесилии. Вистинг сглотнул. Решил об этом не говорить. – Как на вас лично отражалось отсутствие у следствия конкретных успехов? – Я считаю, что на этот вопрос сложно ответить. Я не думал об этом и не был на этом сосредоточен. – Это тяготило? – Наверное, это подходящее слово. – Как ваша семья относилась к расследованию? – Я им ничего не рассказывал, – ответил Вистинг. Следователь листал свои записи. – У вас двойняшки? – уточнил он. – Лине и Томас. Сколько им было? – Как раз исполнилось двенадцать. – Они были в курсе того, что происходит? Вистинг кивнул. – Ингрид, моя жена, говорила с ними. Я редко появлялся дома до того, как они ложились спать. Он опустил глаза. Вспомнил, как по вечерам доверял все свои мысли Ингрид и мог отправляться спать с практически пустой головой. Именно этого ему не хватало в отношениях с Сюзанне. – Вам не хватало его? – Чего? – Времени с семьей. Вам его не хватало? – Конечно. – Каким был ваш брак? Вистинг выглянул наружу. Дождевая вода сбегала вниз по окну, искажая остающийся снаружи мир. Он понимал, что делал следователь. Пытался создать мотив, изобразить ответственность Вистинга непосильной, а требования раскрыть дело представить бесчеловечным давлением. Его задачей было подтвердить теорию спецотдела о том, что Вистинг подкинул решающую ДНК-улику, чтобы избавиться от ноши, чтобы найти выход из дела, с которым не мог совладать с помощью стандартных полицейских методов. – Я не думаю, что мой брак имеет отношение к делу, – ответил он. – А я думаю, имеет, – возразил Нурдбу. Тишина заполнила комнату. Вистинг снова перевел взгляд на окно. По стеклу бежал небольшой ручеек. Терье Нурдбу откинулся на своем стуле с высокой спинкой и ждал. Вистинг и сам так делал много раз. Прием был эффективным. Просто сидеть и ждать, пока тишина не станет такой неприятной, что собеседник заговорит и беседа пойдет дальше. Искусственная пауза заставила Вистинга почувствовать, как сильно взволновала его вся эта ситуация с допросом. Допрашивающий его мужчина больше всего был заинтересован в том, чтобы спровоцировать эмоциональную реакцию, заставить Вистинга проговориться. |