Онлайн книга «Записки уголовного барда»
|
Прислали. Новый оказался хитрей и осторожней. Принимает посуду, заставляя ставить на край кормушки. В остальном в отношениях с оперчастью повторяет первого. Этому просто плеснули в рожу кипятком. – Эй, баланда, ты че, сука, оборзел? Ты чего мне суп с бычком налил?! -Где? – Вот, разуй шары! Рожа баландера просовывается в камеру. – Ну, давай заменю. В этот момент с размаху выплескивается бурлящая миска. – Ой-ей-ей-ей!.. А-а-а!.. – А-га-га-га! Сварилась, крыса!.. Нет, не сварился – тоже спалился. Наказание варварское, жестокое, но что поделать – тюрьма есть тюрьма. Глядя на этого, другой извлечет опыт, и почта снова пойдет куда надо. Кто бы знал, но со следующим выходит еще хуже. Этот, по кличке Рябой, – бывший официант. Крученый, наглый и жадный. В один из дней он предлагает две плиты чая за тридцатку. Деньги сегодня – чай завтра. Собираем всей камерой, отдаем и день за днем ждем обещанного. Но Рябой как в воду канул. Вместо него – другой. Ждем еще две недели. Вдруг появляется как ни в чем не бывало. – Где чай, гидра? – Мужики, бабки спалились, десять суток за них в карцере отсидел. Только вышел, отработаю. Начинаем «пробивать» по всему этажу. Выясняется: деньги взял не только у нас. Пишем маляву на хозобслугу. Оттуда – ответ: в карцере не сидел, просто упросил начальство перевести на другой пост. Недавно был на свиданке, скоро освобождается. Камера рвет и мечет. «Канать за лохов» никто не хочет, поэтому решено «зафоршмачить». Мухтару с Принцессой приказано обмазать швабру дерьмом, укутать полиэтиленовым мешком и ждать момента. По команде мешок – долой и щеткой – через кормушку в рыло. Момент настал в ближайший же обед. Исполнили – не придраться. За дверью вопли, плевки, рвота, стук удаляющихся сапог. – Братва, баландер зафоршмачен, жратву не брать! Колотится наша камера, за ней следующая и, наконец, весь этаж. – Начальник! Баландер – чухан! Убирай этого черта! Жратву брать отказываемся! Через пять минут – опера. Через десять – старший дежурный. Через полчаса Мухтар с Принцессой на пинках шагают в «обиженку» – отдельную камеру, где все обитатели – такие же. А жизнь и вовсе сущий ад. Жилплощадь за шторой опустела. – Пидоры уехали, цирк остался, – осклабился Пиотровский. Через несколько месяцев его самого переведут в другую камеру. За прошлый ли беспредел, за новые ли грехи там его опустят, и он испытает уже на себе все особенности ужасного быта Мухтара и Принцессы. Состав сокамерников постоянно обновляется, кого только не привозят. Иногда бывает очень даже весело. Однажды вечером пулей влетает парень, по виду – студент. Бледный, напуганный и заикающийся. – Здорово, пидорасы! Всех подбрасывает – такого еще не случалось. По понятиям и традициям за такое приветствие его следует определить к тем, с кем поздоровался. Ясное дело, кто-то злорадно научил – «проехал первоходу по ушам». Скорее всего в воронке. – Ты откуда такой? – С воли… – Давай поподробней. Начинается опрос. Парень сбивается, заикается и, наконец, запутавшись совсем, заливается слезами. Камера наезжает. Больше всех – Пиотровский. Еще немного, и бедолагу загонят под шконарь. Обрываю базар и впрягаюсь – надо как-то спасать. – Кто тебя научил? – Со строгачами в боксе сидел. – А до этого где? – Под распиской. Днем арестовали, вечером – сюда. – По жизни кто? – Студент. – А еще? – Вор. Все дико хохочут. С первых ярусов наперебой кричат: – Там что, все такие воры учатся? По жизни кто? Мужик или пидор? – Нет, нет, нет! – машет руками студент, утирая слезы. – Я не этот!.. – Ты по жизни не студент, а дурак, – заключает старший по камере. – Ну, что с ним делать будем? – обращается он ко мне. – Пусть недельку сам по себе поживет, а там решим. Студент оказался очень даже хорошим парнем и через неделю со всеми от души хохотал над своим приветствием и «воровской долей». Подначивали его еще долго. Особенно при обходе начальства или прокурорской проверке. – Студент, поздоровайся с начальниками как надо! Строго по-воровски. Через неделю доставили еще одного «учащегося». Андрюха, младший научный сотрудник УПИ, по совместительству – вор-домушник. Кроме всего прочего – легкий, романтический наркоман. Родом из Орска. Отец –директор крупного завода, поэтому обеспечен всем и о своей судьбине горько не тужит. Не знать, что «фомкой» вскрыл десяток квартир, – вполне приличный, симпатичный и даже остроумный. С Андрюхой быстро сходимся. По делу он сознается только в том, на чем был пойман с поличным. Про остальное – в полном отказе. На прогулке или ночью, когда нет лишних ушей, мне рассказывает все. Охотно советуется. Воровской послужной список его довольно интересный: профессура, партноменклатура, работники общепита. Сейчас озабочен только одним: где найти «колес» – раскумариться. Рассказываю ему про доктора на первом посту. Узнаем, можно ли туда попасть. Оказывается – никак нет. В нашем корпусе есть свой доктор – женщина, говорят, очень даже симпатичная. Иногда бывает с обходом лично. – Надо ей леща пульнуть да на прием напроситься. Мы для нее – никто, а тебя, может, и вызовет, – рассуждает Андрюха. – А на что косить? – Хоть на что, лишь бы вызвала. Его иногда «подламывает», и он мается своей «колесной» идеей с утра до ночи. Ждать пришлось недолго. На неделе коридорный возвестил об ее приходе ударами ключа по двери и монотонным: «Врач с обходом! Кто есть больные, подходи…» Самые больные в любой камере – это старшая семейка и еще кто-нибудь из второй. Остальные – на усмотрение первых. Те, что за шторкой, – здоровы всегда. Оттуда на хворь много не пожалуешься. К открытой кормушке склоняется женское лицо: – Больные есть? – Есть, есть. Мы с Андрюхой – на корточках перед самой дверью. – Здравствуйте! Никогда бы не подумал, что в тюрьме такие красивые врачи, – кондово заигрывает он. – Так и хочется песни петь. – Хватит базлать! Больные, говорю, есть? Вот аспирин, возьмите на всех. И вот еще анальгин. Она просовывает горсть упаковок. – Скажите, а на прием к вам можно записаться? – подключаюсь я. |