Книга Змей из райского сада, страница 57. Автор книги Елена Ларина

Парень он, правда, неплохой. Против него я ничего не имела. И отношения у нас сложились если не дружеские, то во всяком случае приятельские. О себе он охотно рассказывал. Про друзей-пацанов, про провинциальное детство. Про рано умерших родителей. Про то, что он часто представляет, как они бы его увидели и были бы за него рады. А может, они и видят.

— А что, Андрей, ты веришь в Бога? — спросила я осторожно.

— Я не знаю, — ответил Мишутин с очевидным мучением. — А вдруг?

Я поняла про него одну очень важную вещь. Он чувствовал себя уверенно только тогда, когда что-то покупал. Деньги для него как бицепсы. Каждая наша встреча заканчивалась в каком-то безумно дорогом магазине. Сначала мне было неудобно. Светлый кожаный плащ «Блумарин» стоил столько, что на эти деньги можно было прилично одеть целый отряд студенток. Зачем мне такая вещь? Но Мишутин и слушать ничего не желал. Это подарок. О господи! Ну хорошо.

Дальше — больше. Туфли «Стефан Килиан». Костюм «Мариэлла Бурани». Джинсы «Диор».

— Мишутин, послушай, — однажды не выдержала я. — Может, мы маме моей лучше что-нибудь купим.

— Мама — это святое, — сказал сирота Мишутин. И через день выдал мне новенькую кредитную карту.

Но кредитная карта никак не отразилась на его покупательских привычках. Меня он все равно продолжал одаривать. Была в этом какая-то патология. И я с ней в конце концов смирилась. И неудобство сменилось привычкой. Теперь мне казалось, что так и должно быть. Азарта покупателя избежать мне не удалось. Я очень люблю красивые вещи. И когда Мишутин дарил мне полушубок из стриженой норки слоновой кости с воротником из горностая, под цвет волос, я уже присматривала себе подходящие сапоги.

Я подозревала, что кончится все это совсем не по-дружески. И он-таки сделал мне официальное предложение. Чтобы не дай бог я не отказала, он преподнес мне классическую коробочку. А в ней, конечно же, было кольцо с бриллиантом, Я все понимала — что это банально, что это традиционно, что я его трижды не люблю.

Но отказывать мне почему-то было неудобно. И потом, что мне жалко, что ли? Ведь мне теперь было все равно.

А Мишутин… Мне было с ним комфортно. Это было счастье эгоистки, когда совершенно не наблюдается желания отдавать. Чем ближе я узнавала Андрея, тем двойственнее становилось мое отношение к нему. Он не читал ничего, кроме газет. Он смотрел ужасающее кино про вампиров и разных гнилостных морд. Я этого видеть не могла. А он в этом что-то находил.

А вот целеустремленностью своей он меня удивлял. Родился он в Набережных Челнах. Приехал в Питер. Хотел поступить в Горный институт — не попал. Хотя конкурс там не такой уж и большой. Геологом стать никто особо не стремится. Не поступил в Горный, быстро перебросил документы в какой-то технический институт, название которого мне ни о чем не говорит. Жил в общаге. И как это из него получился такой мастодонт цветной металлургии?

Есть у него еще шесть партнеров по бизнесу. Вместе с ним их ровно семь. Так и назвали свое ООО — «Семь гномов».

— Почему гномов? Что ж вы себя так принижаете? — спросила я снисходительно. Мы медленно, как два старика, гуляли с ним по аллеям ближнего лесочка.

— Мы не принижаем, — обиделся Мишутин. — У гномов были ключи от кладовых земли. Вот и у нас такая компания. Я — по металлам, Ярыгин — по золоту, Каленчиц — по нефти, Волявко — по брюликам. Ну и остальные по недрам. Вот и получается «Семь гномов».

— А я думала, что каждый из вас страдал комплексом маленького мужчины. Вот и собрались вместе, — простодушно сказала я.

— Вообще-то высоких среди нас нет, — многозначительно поднял светлые брови Андрей. — Но комплексами, по-моему, никто не страдает.

— А ты? У тебя есть комплексы? Ведь есть?

— У всех есть, Ева, — повернул тему Мишутин. — И даже у тебя.

— Да? И какие у меня, Мишутин? — спросила я, закрывшись от него маской наглости.

— У тебя? Ты боишься, что тебя покупают. И ждут от тебя чего-то взамен. Если ты ничего не даешь, тебе кажется, что тебя не купили. Это уже комплекс…

— Да ты у нас, оказывается, психолог! — скептически заметила я. — Просто я не люблю тебя, только и всего. И ты это прекрасно знаешь…

— Знаю, — легко согласился он. — Но это не страшно. Ты меня еще полюбишь, — пообещал он.

— А если нет? — жестоко поинтересовалась я, останавливаясь посреди аллеи.

— Нет. Так быть не может. — Он посмотрел на меня фанатично. А потом почему-то внезапно смирился. — Ну, в конце концов, нет так нет. Главное, знаешь, не в этом.

— Ладно, Мишутин. Не будем загадывать. Главное и вправду не в этом, — решила я протянуть ему руку помощи. Разве же он виноват передо мной хоть в чем-то? Что ж я на нем отыгрываюсь?

В крепости своей Мишутин был совсем одинок. Имелся, правда, у него друг, алкоголик Летуновский. Это они друг друга так называли — металлист Мишутин и алкоголик Летуновский. Один торговал цветными металлами, другой винно-водочными изделиями класса люкс. Но люди они были ужасно занятые. И в голове у них творилось черт знает что… Я приходила в тихий ужас, когда Мишутин, разбуженный звонком в семь утра, без всякой паузы на пробуждение начинал вести телефонные переговоры. Не заглядывая ни в какие бумаги, выдавал многозначные цифры, номера вагонов, составов, накладных. Мне казалось, что в голове у него компьютер.

Мишутин все время чего-то боялся. Хотя что с него взять — он Рак по гороскопу. Боялся, что я от него уйду. Боялся, что не выйду за него замуж. Боялся, что его бизнес накроется медным тазом. Боялся, что где-нибудь его застрелят. Я его все время успокаивала: Андрюша, не бойся.

Но в конце концов успокаивать перестала. У каждого в жизни свой мотор. У кого-то слава. У кого-то деньги. Кто-то всегда делает другому назло. Отсюда и недюжинный размах свершений. Прежде чем осуждать другого, взгляни на себя.

Я особенно активна тогда, когда на душе погано. Я убегаю от чувств и спасаюсь в работе. Значит, я просто боюсь остаться с собой наедине. А все потому, что в моем шкафу не скелет. В моем шкафу похоронена заживо любовь. И если я вдруг остановлюсь, останусь одна в тишине и без всякого нужного дела, она непременно начнет стучаться, просясь на волю. Этого я и боюсь. Это и заставляет меня двигаться.

А мишутинский страх — был его мотором. Он не боялся делать. Он боялся потерять. А страх потерять всегда провоцирует потерю. Кто чего боится, то с тем и случится.

Боялся, что разочарует меня в постели. Но тут я его успокоила, как могла — разочаровать может только тот, кто успел очаровать. А с этим у нас все было спокойно.

Я не теряла головы. Я с ним играла, шутила. Даже дорожила его чувствами ко мне. Но главное мое преимущество заключалось в том, что я не тупела и не боялась превратиться в гранату без чеки. Он не мешал мне, и этого было достаточно.

Прикосновения его не имели надо мной власти. И самое ужасное, я их не ощущала. Я не знаю, как это возможно. Но это так. Я ничего не чувствовала. Так бывает только тогда, когда пытаешься щекотать себя сама. Я вот ужасно боюсь щекотки. Ужасно. Я превращаюсь в замкнутую цепь, если кто-то щекочет мне живот и ребра. Но стоит мне это прорепетировать в одиночестве — результат нулевой. Точно такой же, когда меня пытается обнять Мишутин. И относился он ко мне вроде бы трепетно и нежно. Но меня как новокаином орошали. Можно грызть яблоко и читать книжку. Не мешает.