Онлайн книга «Высшая Справедливость»
|
— Любопытно. Тогда приступим? — предложил Ламмерт. — Охотно! — кивнул Брендон. Они еще раз вспомнили университет, перебросились парой ничего не значащих фраз и на какое-то время занялись едой. — Здесь не пользуются ножами? — спросил Ламмерт, рассматривая очередное блюдо — рулетики из свинины и креветок. — Нет, перед приготовлением все продукты нарезаются на мелкие кусочки, поэтому ножей не требуется. — Оригинально. — Каковы ваши впечатления от тайских блюд? — спросил Брендон. «Что ему надо? — думал в это время Ламмерт. — Ясно, что, предложив пообедать вместе, он не имел целью освежить воспоминания об университетской юности. О чем еще, кроме изысков тайской кухни, он намерен говорить?» — Если в двух словах, то блюда острые, как перец, — ответил он. Брендон улыбнулся и пристально посмотрел на Ламмерта, который исследовал ложкой содержимое экзотического супа. В Остине Ламмерте все было среднее: он был среднего роста, среднего возраста — на вид меньше сорока, — имел среднюю, очень стандартную для его профессии внешность, хотя и не носил традиционных «адвокатских» очков; был, как положено, в дорогом деловом костюме. Пожалуй, единственное, что в нем запоминалось, — это быстрый и резкий взгляд холодных немигающих глаз. — Мистер Ламмерт… — как бы невзначай начал Брендон, подливая себе соевого соуса. — Можно просто Остин, — снисходительно разрешил тот. — Да, благодарю… Так вот, Остин, я хотел бы поговорить с вами о деле, которое вы ведете. Вы будете защищать Виктора Дадли… Ламмерт оторвал взгляд от еды и вопросительно посмотрел на коллегу. — Вам может показаться, что я лезу в чужой огород… — продолжал О’Брайан. — Напротив, вы — известный адвокат. Мне, наверное, следовало поблагодарить… — Нет-нет! — запротестовал Брендон. — Воспринимайте меня сейчас не как юриста, а как частное лицо. Можете считать меня… дальним родственником обвиняемого. Ламмерт смотрел выжидающе, все еще не понимая, откуда дует ветер. — Я очень заинтересован в этом деле, — продолжал Брендон, — и уверяю вас: не ради денег. Ламмерт поставил на стол стакан с кокосовым молоком. Небрежная ухмылка чуть тронула его тонкие губы и тут же исчезла. — Знаете, какую свою коронную фразу произнес бы профессор Дрейк, услыхав ваши слова? — Нет. Озвучьте, будьте добры. — Он сказал бы: «Покажите мне адвоката, которого не интересуют деньги, — и я скажу, что это плохой адвокат!» — Что ж, — проговорил Брендон, — Дрейк учил вас жизни. Эта фраза не столь цинична, какой кажется на первый взгляд. Здравая практичность не имеет ничего общего с продажностью. Она — одна из составляющих успеха в нашей профессии. Видите ли, когда я сказал, что беспокоюсь не ради денег, я имел в виду несколько иное… «Собирается ли О’Брайан предложить что-то конкретное? Сомнительно, чтобы он стал с ходу раскрывать свои карты», — думал Ламмерт, ковыряясь вилкой в злосчастных рулетиках. — Не волнуйтесь, дело это предельно простое, — сказал он. — Моего опыта с лихвой хватит, чтобы с ним справиться. — Вы сможете выиграть процесс? — Я не стал бы говорить заранее… — покачал головой Ламмерт. — Моя роль в данном случае сводится к тому, чтобы отстаивать интересы обвиняемого, а не добиваться его оправдания. — Да? — с иронией произнес Брендон. — Вина вашего подзащитного еще не доказана, а вы уже, кажется, записываете его в преступники? Ламмерт отодвинул тарелку с рулетиками и нахмурился: — Мистер О’Брайан, у вас богатейшая практика — признайтесь: разве в ста случаях из ста вы могли добиться оправдания своих клиентов? — Нет, конечно. Но за последние двадцать лет у меня не было ни одного смертного приговора. — Неужели? — скептически улыбнулся Ламмерт. — Даже если смертный приговор и выносился, то впоследствии мне удавалось добиться его отмены и смягчения наказания. Ни один из моих клиентов за это время не был казнен! — Это еще не значит, что ни один из них не заслуживал смерти, — невзначай бросил Ламмерт, не подозревая, что в эту секунду наступает на любимую мозоль своего собеседника. — Никто не заслуживает смерти! Смерть, как и жизнь, нельзя заслужить! — громко произнес О’Брайан. — Да, большинство моих подзащитных заслуживали наказания. На-ка-за-ни-я! Но не смерти! — Вы сторонник отмены смертной казни? — усмехнулся Ламмерт. — Да! — с жаром ответил Брендон. — Меня ужасает всякая иная — а более всего аргументированная — точка зрения по этому вопросу. Уверен: через десяток лет наши потомки будут диву даваться, какие дикости мы творили! — О-о! Как вы категоричны! — разулыбался Ламмерт. — Все-таки общественное мнение до сих пор на стороне смертной казни. — Общественное мнение — ненадежная основа в решении сложных проблем. Оно подвержено манипулированию. Нам не удастся отменить смертную казнь, если мы будем дожидаться, когда общественное мнение для этого созреет! — Смертная казнь — превентивная [8] мера, — поучительно заметил Ламмерт. — Она сдерживает рост преступности в стране. О’Брайан сдвинул брови, раздумывая, стоит ли сейчас вступать в полемику. — Есть нечто глубоко порочное в том, — тихо проговорил он, — когда одного человека наказывают в назидание другим. — Никто не наказывается просто так, — пожал плечами Ламмерт. — Преступник лишь расплачивается за понесенную обществом потерю. — Нельзя жизнью расплатиться за смерть, потому что от этого не возвратится жизнь утраченная… — все так же тихо продолжал Брендон. — Да и сама казнь, строго говоря, — не наказание. Всякое наказание преступника прекращается с его смертью. Скорее, это конфискация. Только вот ценность, которую мы конфискуем, не поддается определению. — Может быть. Но надо учитывать, что в людях всегда присутствует справедливая жажда мести. В этом случае она… — Месть?! — вскричал Брендон. — Боже упаси! Принципиально недопустимый мотив для наказания! Мы же с вами цивилизованные люди! Принимая месть в качестве законного обоснования смертной казни, мы тем самым оправдываем и легализуем ветхозаветное «око за око»! — Я иного мнения. Удовлетворение от того, что злодей получил по заслугам, — это нормальное человеческое чувство. — Вы способны испытывать удовлетворение, когда приведен в исполнение очередной приговор? Радуетесь, узнав о гибели живого существа? Где же ваше христианское сострадание? |