Онлайн книга «В тяжкую пору»
Вышли на опушку, когда самолеты уже отбомбились и батальон атаковали десятка полтора Рz.III и Рz.IV. Несколько наших танков горело. Мы рванулись на помощь. На ходу ко мне прямо на броню «тридцатьчетверки» вскочил перемазанный и окровавленный танкист. Я открыл верхний люк. — Вон видите. Т-35 горит. Это — Гурова. Маневрируя, мы стали пробиваться к уже умолкшему, слабо дымившемуся танку. Коровкин подвел «тридцатьчетверку» вплотную к нему. В открытый передний люк я увидел три черных скелета. Забравшийся внутрь Коровкин нашел орден Красного Знамени с облупившейся от жары эмалью. То была награда, полученная Иваном Кирилловичем Гуровым за бои в Финляндии. …А немецкий генерал вместе с остальными пленными погиб от немецкой же бомбы. Прямое попадание. Часам к восьми Васильев и я были в Дубно. Летевшие из-за Иквы снаряды рвались с равными интервалами, хоть проверяй ход часов. Гитлеровцы довольствовались неспешным обстрелом города. Командный пункт полковника Смирнова располагался в неглубокой, поросшей кустарником лощине на южной окраи не. Нас встретил приветливый толстяк, начальник штаба полка капитан Петров. — Где командир? — спросил Васильев. — Внизу. Хворает. На дне лощины стоял танк. Рядом с ним — щель. Между танком и щелью, на пышной атласной перине лежал Смирнов. В сапогах, сдвинутой на лицо фуражке, без ремня. На животе у полковника покоилась большая бутыль с водой. Смирнов нехотя приподнялся: — Болею, измотался вконец… — Чем болеете? — поинтересовался Васильев. — Да вот, желудок… Вдруг Смирнов заговорил возбужденно, нервно: — Уходить, уходить немедленно. Пока есть коридор на восток. Снаряды кончаются… Связи нет… Надо к старой границе… Васильев не прерывал полковника. Тот кончил и лег опять. — Это все, до чего вы додумались? Смирнов молчал. Васильев обернулся ко мне: — Полковника, кажется, следует направить в медсанбат. — И как можно скорей, — согласился я. — Кто полк примет? — Петров, — не задумываясь, сказал Васильев. Когда поднимались вверх, Васильев смачно плюнул, со злостью носком сапога раздавил окурок. — Герой парадов… Медвежья болезнь… Я уже несколько дней о Петрове думаю. Петров, как мы поняли, с начала боев чувствует себя командиром полка. Поэтому совершенно спокойно отнесся к новому назначению. Только почесал маленький нос, зажатый толстыми, лоснящимися щеками. — По своей комплекции я и на дивизию гожусь. — Скромничаете, — в тон ему ответил Васильев. — По килограммам вы уже корпус, а то и армию заслужили… Любимая тема острот Петрова — собственный вес и габариты. Но постоянные шуточки не мешают ему дельно руководить подчиненными. — Теперь я за этот полк спокоен, — признался Васильев, когда мы шли к танкам. Я ничего не ответил. У меня из ума не шли обгоревшие скелеты. Я думал о другом человеке, который славился смелостью и остроумием, — о Гурове… Как это Сытник сказал: «Самые лучшие гибнут… Возле смерти ходят, а о ней не думают, о себе не помнят…». На командном пункте у Подлуже творилось нечто невообразимое. Люди бросали вверх пилотки, фуражки. Я выскочил из танка и окликнул пробегавшего мимо политрука. — Что тут происходит? — Самолет. — Какой самолет? — Наш! Только что сел в болоте. Связь будет! Минут через двадцать передо мной стоял высокий, опирающийся на палку летчик-лейтенант в черной кожаной куртке. — Мне нужен бригадный комиссар Попель. — Я — Попель. — Вез вам приказ фронта. Когда «мессершмитты» атаковали, приказ уничтожил. Содержание помню. В лесах у Мала Милча и Белька Милча сосредоточено до трехсот танков противника. По всей вероятности, без боеприпасов и горючего. Командующий фронтом приказал уничтожить эти танки. — Кем подписан приказ? — Начальником штаба генералом Пуркаевым. — Больше ничего не было в приказе? — Ничего. — Вам что-нибудь известно о восьмом мехкорпусе? — Ничего. — О противнике? — Мало. — Кто в Тернополе? — Наши. Утром там был штаб фронта. Итак, штаб фронта помнит о нас, приказывает наступать, громить врага. Но знает ли он о наших потерях? Знает ли, что нам некуда девать раненых и нечем помогать им, что у нас нет горючего, снарядов, патронов, что в каждом полку можно по пальцам сосчитать оставшихся в строю командиров и политработников? Вряд ли. Но если надо, если есть приказ, мы обязаны, мы будем наступать. 4 — В нашем положении наступать — все равно, что с обрыва в омут бросаться… Курепин говорил горячо, но не запальчиво. Он, ставший начальником штаба нашей группы и неплохо справлявшийся со своими обязанностями, был во всеоружии неотразимых фактов: — Наступление требует боеприпасов, а у нас их нет. Ни на танках, ни в артиллерии. Наступление требует подвижнос ти. Чем мы ее достигнем? Горючее только в баках, да и то не у всех. У нас многие сотни раненых. А ремонтники, танкисты, потерявшие машины, артиллеристы без пушек? Что с ними делать, когда у них даже винтовок нет? Курепин сделал паузу. Он ждал возражений, но возражений не было. Все так, именно так. — Только что товарищ Петренко доложил о противнике. Соотношение сил мало сказать не в нашу пользу. Против нас с севера две пехотные дивизии — 44-я и 225-я, подошла 14-я танковая. С юго-запада 111-я пехотная и 16-я механизированная. Здесь же наша старая знакомая атакует колонну. Так я говорю, товарищ Петренко? Петренко кивнул головой: — …Завтра надо ожидать решительного штурма. А мы — начнем наступление, вылезем со своими калеками-танками — нате, душите. И часу не пройдет, они из нас блин сделают, проглотят и не подавятся. Курепин видел: оппонентов нет, и увлекался все больше и больше. — Знай штаб фронта наше положение, он никогда бы не отдал такой приказ, не послал бы людей на убой… — Что вы предлагаете? — перебил я. — Есть один выход — на восток. Пока его не захлопнули, надо пользоваться немедленно приступить к выводу частей, соблюдая строгую маскировку. Фашисты завтра начнут артподготовку, а нас — след простыл. Живая сила и техника спасены. Мы соединимся с другими дивизиями, корпусами. И дадим еще жару Гитлеру. Васильев только сегодня сказал мне о Курепине: «Пожалуй, освоится мужик, глядишь, отвыкнет с собой соломку таскать на случай, если спотыкнется. А к штабной работе у него вкус имеется. Штабная культура есть, и мозгами шевелить может». |