Книга Путь, выбирающий нас, страница 82 – Оксана Панкеева

— Но не такой же расцветки! — возразил Кантор, натягивая прежде всего шерстяные носки.

— Гляди, расцветка ему не нравится! А у самого? Бедная девушка чуть со смеху не сдохла в свою первую ночь с тобой, раздолбаем!

— Это особо утонченный метод убийства, — вставил король, снова потянулся за бутылкой и снова ее опрокинул. К счастью, она была еще закупорена. — Уморить жертву смехом посредством особо веселой расцветки трусов…

— Ну, если бы у меня было что-то вроде этого, возможно, так бы и получилось, — проворчал Кантор, однако трусы все же натянул, невзирая на расцветку.

Штаны Жака, как и предполагалось, были ему коротки, но такие мелочи, как собственный внешний вид, мало волновали Кантора в данный момент. Он натянул сразу две пары, затем облачился в рубашку, вязаный свитер, шерстяной камзол, меховой жилет и едва удержался, чтобы не накинуть сверху еще и плащ, который Жак прихватил на всякий случай.

— Варежки принести? — с издевательским сочувствием поинтересовался королевский шут. — А еще у меня есть шапка, шарфик… Да шучу, шучу. Ты ужинал? Впрочем, вопрос дурацкий, конечно нет. Сформулируем точнее: тебя устроит колбаса и сыр или ты бы хотел чего-нибудь горячего?

— А есть? — не удержался Кантор, с трудом подавив ностальгический вздох при воспоминании о фасолевом супе, который чудно готовила Жюстин.

— Ну, как тебе сказать… почти есть. Я тут как раз затеял пельмени, когда неожиданно явился его величество, и закончить я не успел. Но тесто готово, и фарш тоже, осталось только слепить и сварить. Если хочешь, быстренько налеплю и поужинаем.

— Отличная мысль, — одобрил король, откупоривая принесенную бутылку. — Я тоже не против что-то съесть. Только сначала надо немного выпить…

— Вот и чудненько, вы пейте, а я пойду на кухне пошуршу.

— Давай я тебе помогу, — предложил Кантор, которого привела в ужас перспектива остаться наедине с королем и его вопросами. — Помнится, Торо как-то говорил, что процесс приготовления пищи способствует восстановлению душевного равновесия в такой же мере, как и поглощение оной… Только действительно сначала выпьем…

— Ваше величество! — запротестовал Жак, отнимая у своего повелителя бутылку. — Дайте я сам налью. Вы опять промахнетесь. Вот так, вы пейте, а я пойду. Во-первых, ты, товарищ Кантор, не умеешь лепить пельмени, а во-вторых, его величеству будет скучно одному.

Король молча, без тостов и прочих комментариев, цапнул со стола налитый кубок, выхлестал, как воду, и, уже заметно сбиваясь на длинных словах, изрек:

— Я не намерен скучать в одиночестве. Я тоже пойду лепить пельмени. Мне интересно экспериментальным путем проверить гипотезу касательно душевного равновесия.

— Пропало дело… — встревожился Жак. — Ваше величество, сфокусируйте корытца! Королям не положено стряпать, к тому же вы этого не умеете еще сильнее, чем Кантор.

— Чушь! Там нечего уметь. Теоретически знаю, значит, должно получиться. Почему это ты пойдешь, а мы должны тут сидеть и скучать, тем более что наше с Кантором душевное равновесие крайне нуждается в восстановлении? Мы пойдем на кухню все вместе и дружным коллективом быстро налепим много пельменей… И бутылки с собой возьмем. И песни будем петь.

Кантор представил себе вокальные упражнения пьяного короля и всерьез испугался.

— Только песен не надо! Лучше вы мне расскажете, что здесь интересного происходило, пока меня не было.

— Ни в коем случае! — возразил король, раскладываясь и поднимаясь с кресла. — Я пьян, как студент, и могу нечаянно растрепать парочку государственных тайн. Пусть лучше Жак расскажет, если мое пение оскорбляет твой профессиональный слух. Кстати, ты ведь никогда не слышал, как я пою, зачем заранее пугаться?

— Пойдемте, — печально вздохнул Жак, пресекая на корню возможную дискуссию об исполнительских талантах короля. — Я вам покажу, и будем лепить. Кантор, проникнись торжественностью момента. Не думаю, что для тебя когда-нибудь лепили пельмени коронованные особы.

— Вряд ли, — согласился Кантор. — Но одна особа королевской крови когда-то чистила мне концертные костюмы.

— И хорошо чистила? — поинтересовался Шеллар, не в силах оставить без уточнения даже такую мелочь.

— Примерно так же, как сейчас правит.

— Ты виделся с ним?

— Вот еще скажите, что он каким-то образом сумел сохранить это в тайне от вас и вы действительно не знали!

— А что тут уметь… — пожал плечами король. — Если бы я его спросил, возможно, он бы и не сумел. Но я не спрашивал.

Они перебрались на кухню, где действительно находился здоровенный шмат теста и не менее здоровенная миска с рубленым мясом, и разместились вокруг усыпанного мукой стола. Жак принялся раскатывать тесто, а его величество в ожидании торжественного момента созидания облокотился на стол, подперев подбородок кулаком, и поинтересовался:

— Жак, объясни мне, будь добр, что собой представляют те корытца, которые мне надлежит сфокусировать?

— Ой, я допился… — Жак скорчил виноватую рожицу и покосился на Кантора. — Я имел в виду…

— Я понял, что ты имел в виду, мне интересно именно точное значение слова.

— Ну ладно… Корытца — это внутренняя сторона виртуальных очков.

— Они имеют… э-э… корытоподобную форму?

Жак истерически захохотал и чуть не выронил скалку.

— Я сказал что-то особо глупое? — уточнил король.

— Нет, все верно, — простонал Жак. — Но слово-то, слово-то какое получилось! Корытоподобная! Кантор, неужели тебе не нравится?

— Я не люблю таких слов, — заявил Кантор с явно излишней откровенностью. — Они звучат претенциозно, псевдонаучно и идиотски. И еще к ним затрахаешься подбирать рифму.

— Почему? — возразил король. — Сколько угодно. Злобная. Удобная.

Кантор с мрачным видом срифмовал еще несколько вариантов, все с непечатными корнями, и ворчливо добавил:

— Я не об этом конкретном слове, а вообще о словах такого типа.

— Кончайте дискуссию, филологи непризнанные! — оборвал его Жак. — Хотели лепить — так лепите!

Спустя минут десять перемазанный тестом король торжественно возгласил, что Торо был прав насчет душевного равновесия. И еще — что ему нравится лепить пельмени.

— Раз вы так считаете, — послушно согласился Жак. — Только есть вы их будете сами. Те, что налепили.

— С удовольствием, — не отступил король. — А на что это ты намекаешь? На то, что я их плохо слепил? Может, не так хорошо, как ты, но все же лучше, чем Кантор.

— Врете, — возразил Кантор, хотя на самом деле особой разницы между своими и королевскими изделиями не видел. — Чем это мои хуже ваших? Намного лучше. Они ровные и круглые, а у вас на жаб похожи.

— Боже, — Жак возвел глаза к потолку, — за что ты мне послал этих двух пьяных кулинаров?