Онлайн книга «Прощальный поцелуй Греты Гарбо»
– Никто не спасется без смирения… – О чем это он? – Марго перевела взгляд на Лионеллу, но та промолчала. – Чем тут гордиться, если ежедневно грешишь и ближнего обижаешь, – продолжил Порфирий. – До конца жизни будешь гневаться, лгать и блудить… – Уберите его… – испуганно проговорила Марго. Но старец напомнил: – Сама встречи искала. Я и пришел. – Теперь не ищу! – Упомни, голубица, грешных страстей никогда не удовлетворишь. Чем больше их кормишь, тем больше им нужно пищи. Не тот пьяница, кто раз напился, а тот, кто всегда пьет, и не тот блудник, кто раз соблудил, а тот, кто всегда блудит. – Он что? Проповеди мне будет читать? – Марго огляделась, ища глазами Полторацкую. – Терпи все злострадания, клевету, но больше всего бойся отчаяния – это самый тяжелый грех, – на этот раз Порфирий обратился к Лионелле. – Порфирий! – К ним подошла Полторацкая. Кивнув Лионелле и Марго, она взяла старца за руку и заставила подняться со стула. – Идем, нам пора. – Подождите, – попросила Лионелла, но Милена сказала: – Мы уезжаем. – Куда? – Обратно в Москву. – Разве ты не пойдешь на игру? – Старец сказал, что нужно уехать. – Почему? – Лионелла взглянула на старца и переадресовала ему вопрос: – Почему? – В Евангелии говорится: «Вера твоя спасет тебя», – сказал старец Порфирий. – Не понимаю, – внутри у Лионеллы всколыхнулась тревога. – Иные люди ищут любви к себе, но правильно, когда любишь сам. Только так наполняется душа. – Что мне делать? – взмолилась Лионелла, не обращая внимания ни на кого кроме старца. Но тот вдруг сказал: – Поменьше играть в игры. – Что? – Она растерянно огляделась. – Идем, старец, идем! – Милена потащила Порфирия к выходу. – Чертов проходимец… – Марго одернула платье и восстановила осанку. – Заткнись! – Лионелла не понимала, откуда у нее взялось это слово. Оно было не из ее лексикона. В ответ на это Марго встала и быстрыми шагами вышла из зала. После ее ухода у Лионеллы были разные мысли. Ее удивила последняя фраза старца, которая не соответствовала ему так же, как ей слово «заткнись». Он в точности воспроизвел слова Фирсова. На мгновение ей показалось, что они со старцем знакомы. Она тут же отказалась от этой идеи, списав ее на совпадение или случайность. В конце концов, все они собрались здесь, чтобы играть в игры. Однако в душу запали слова старца Порфирия: правильно, когда любишь сам. А кого любит Лионелла? Льва или Кирилла? Или, может быть, кого-то еще? Ответ пришел сам: она любит только себя и, поигрывая в любовь, желает усидеть одновременно на двух стульях. Но так не бывает, пришла пора разобраться в себе и найти ответы на больные вопросы. Она закрыла глаза и повторила про себя: «Прошлого не вернешь, а то, что имеешь, легко потерять». Но когда она их снова открыла, то увидела Кирилла, который сидел напротив. – Привет… Она проронила: – Виделись. – Как ты? – Хорошо. А ты? – Послушай, – он взял ее за руку. – Спасибо, Фирсов мне все рассказал. – Я не смогла помочь. – По крайней мере, пыталась. – Как тебе удалось выйти из СИЗО? – спросила Лионелла. – Это все Фирсов. – Что ему надо? – Точно не знаю. Просто велел приехать сюда и действовать по обстановке. – Так же как мне… – Она опустила глаза. – Будешь играть? – Придется. – Фирсов просил? – Действую по обстановке. Если я здесь – что же еще? – Послушай, – Лионелла решилась на вопрос, – кто такая Криволуцкая? Кирилл покачал головой: – Не знаю. – Фирсов тебе сказал? – Сказал, – он кивнул. – Что-то я не пойму… Ты продал дом. Тогда зачем… Кирилл остановил ее жестом: – Чтобы ты не зашла слишком далеко, скажу лишь одно: мой дом продан, но об этом я узнал позднее тебя и твоего мужа. – Значит, ты ни при чем? Он снова покачал головой: – Повторяю тебе – я не знал. – Послушай, надо же что-то делать! Нанять юристов, оспорить сделку, отсудить дом. – У меня нет таких денег. Придется действовать самому. Подозреваю, что дом переоформили по липовым документам или по фальшивой доверенности. – В прокуратуру писал? – Нет. – Ну, так что же ты? – Послушай, – Кирилл в упор смотрел на нее. – Еще вчера я был в камере следственного изолятора. Вечером меня выпустили, я заехал в московскую квартиру, переоделся – и сразу на поезд. – Ты говоришь, что у тебя нет денег на юристов? – Ну… – Где те, что тебе дал Шмельцов? – Их уже нет. – Долги? – Что же еще? Приют для брошенных жен – шутка. – Уму непостижимо, промотать такое наследство! – воскликнула Лионелла. – Вылитая бабка Марфуша! Все те же слова. Повторяю: никаких особых ценностей не было. Все это сказки. Когда после смерти Инессы я вернулся в Москву, нянька отдала мне два кольца – одно с сапфиром, другое с рубинами, три цепочки и брошь с аквамарином. Пока я учился, все ушло в скупку. Какие там деньги… – Вспомни… Когда Инесса и Ефим Аркадьевич уезжали на съемки, мы перебирали ее драгоценности. Теперь даже странно – она хранила их в обычной шкатулке. – Время было другое. – Помнишь колье с изумрудами? Два яруса с бриллиантовым замочком. – Дед спустил на него всю Ленинскую премию, – заметил Кирилл. – А еще была диадема – ее привезли с фестиваля из Южной Америки. Какой-то миллионер подарил Инессе после показа. – Кольцо с голубым бриллиантом, жемчужный воротник и браслет из сапфиров. – Лионелла мечтательно улыбнулась. – Но особенно мне нравился ее гарнитур из бриллиантовых серег и кольца… – Надевая его на палец, Инесса говорила: двадцать два карата – это не шутка. Как будто не было других слов. Ну, сказала бы: красиво, нравится, горжусь… Странной она была… – И все это досталось ее родственникам. Скажи, почему не тебе? Кирилл равнодушно пожал плечами: – Возможно, потому, что тогда мне было на это плевать. |