
Онлайн книга «Довмонт. Неистовый князь»
– Заходи, заходи, – кабатчица широко улыбнулась. – У меня под навесом не жарко. В дальнем углу двора, под устроенным из жердей и рогожки навесом, стоял длинный стол, вдоль которого лежали массивные ошкуренные бревна – скамейки. Вокруг росли кусты красной и черной смородины, рядом виднелись какие-то желтые и розовые цветы – смотрелось все весьма уютненько и красиво. – Не жарко, говоришь… – Садись, садись, славный воин. Я тебе живенько попить принесу… не задорого. Ягодный квасок у меня вкусен, прямо с ледника. И конька твоего напоим. Уговорила! Еще бы. По такой-то жаре да ледяной квасок под тенистым навесом. – Ладно, тетка. Тащи! Подбежавший мальчишка-раб проворно подхватил поводья коня, Гинтарс же довольно уселся в тени, вытянув ноги. Кабатчица прибежала быстро да, колыхаясь всем своим необъятным телом, ловко поставила на стол большую деревянную кружку и глиняное блюдо с маленькими ржаными лепешками, политыми соусом из сметаны и шкварок. – Заедки тебе. Кушай! – Да пошлют боги тебе удачи… Поблагодарив, Гинтарс вдруг замер, увидев на мизинце кабатчицы серебряное кольцо. Изящный перстень с плоским дымчато-коричневатым камнем, почему-то показавшийся юноше смутно знакомым, смотрелся на пухлой теткиной руке, как на корове – седло. Видно было, что перстенек и на мизинец-то налез еле-еле… А вот Аушрайте придется в самый раз! Как раз в цвет к глазам. – Перстенек не продашь? – Гинтарс не привык откладывать дела в долгий ящик, спросил напрямик, сразу. – Я заплачу. Щедро. – Щедро это как? – кабатчица тоже не очень-то ломалась, не прикидывалась, что перстень сей – единственная память о покойном папеньке. Не говоря ни слова, юноша высыпал на стол пфенниги. Потом, посмотрев на хозяйку, добавил еще и честно предупредил: – Больше нету. – Хм… Хозяйка задумалась – хотелось бы, конечно, еще, но и эта кучка серебра выглядела довольно внушительно. Перстень явно такого не стоил. – Хорошо… Жадность все же взяла свое. Кабатчица ловко сгребла деньги и с большим трудом, отдуваясь и исходя потом, стащила с мизинца кольцо. – Забирай! А то оно мне жмет вообще-то. Так вот и сладилось всё. Подарок был – загляденье! Аушрайте должен бы понравиться, должен… * * * – Что ты там все рассматриваешь? – подняв глаза, Довмонт глянул на вошедшего с кувшином браги парня. – Неужто подарок купил? – Купил, господин, – поставив кувшин на стол, скромно признался Гинтарс. – Все ваше серебро истратил. – Молодец, – кунигас потянулся и расслабленно зевнул. Голова заметно побаливала, как и всегда с утра в последнее время. Слишком уж много князь пил. Пил один и в компании – с воеводой и – частенько – с Будивидом-жрецом. Пил хмельной квас, медовуху и брагу, а если случалось доброе рейнское вино – то пил и вино тоже. Так было легче забыть Бируте… и ту девочку… невесту велей. – Вот! – парнишка с явным удовольствием показал князю перстень… Кружка упала на стол. Хорошо – уже пустая… – А ну-ка, ну-ка… Ага! Оттуда у тебя этот перстенек, Гинтарс? * * * Довмонт не знал, что и думать. Массивный серебряный перстень с плоским камнем он отдал вестнику-мальчишке, тогда, во время той самой несчастливой битвы, отдал в качестве знака, чтоб воевода мог опознать гонца. Старый Сирвид же сказал, что никаких гонцов не было. Получается, что оба – Вилмантас и тот, с цыпками, кому отдано было кольцо – предатели? Да уж, выходит так, сказать нечего. Впрочем, парней могли убить те же рыцари крестоносцы… но как тогда перстень попал к ушлой вдовушке Милдисе? Да по-всякому мог попасть, если честно. Рыцарь или сам вестник могли кольцо продать, потерять, проиграть в кости, а потом кто-то из купцов просто расплатился с вдовушкой за ночлег. Хорошо, если так. А если все было совсем по-другому? Если гонцы все же добрались до воеводы, а тот… Нет! Не может быть такого, какой Сирвиду смысл предавать своего князя? Все так… и все же… Даумантас, как и любой языческий князь, всегда отличался подозрительностью. Если существовала хоть малейшая возможность поверить в то, что среди его приближенных расцвели ядовитые цветы предательства, это нужно было проверить всеми возможными способами и невозможными – тоже. Не спеша, чтоб никто ничего не подозревал. Гинтарсу и поручить это дело! Парень предан, к тому же – недолюбливает воеводу и жреца Будивида. Хотя при чем тут жрец? Оказалось – очень даже при чем! Правда, не сам криве, а его помощник, угрюмый длиннорукий парень по имени Вашко. Именно он подарил перстень хозяйке постоялого двора. Гинтарс выяснил это быстро, снова заглянув в корчму, разговорил Милдисе. Дебелая кабатчица вовсе и не скрывала имени своего настойчивого ухажера, наоборот: судя по всему, ей очень льстило, что ее любовник не какой-нибудь там простолюдин, а жрец! Пусть пока не главный, но ведь время идет, а Будивид-криве не вечный. Впрочем, особенно-то погружаться с думы нынче было некогда. Жмудский властитель Тройнат все еще гостил в Утене, и Довмонт, как хлебосольный хозяин и друг, каждый день устраивал пиры и охоты. Вечерами частенько сиживали втроем-вчетвером. Сам кунигас, Тройнат, жрец Будивид и – иногда – воевода. Довмонт много пил – все пытался забыть погибшую супругу… и нерожденного ею сына. Кунигас почему-то был уверен, что жена родила бы ему именно сына, а не дочь. – Пей, дружище, пей! – высокий гость все подливал брагу. – Изгони из сердца своего грусть, наполни радостью душу! – Не могу, – хватанув кружкой об стол, хмуро признался князь. – Пока не могу… – Все правильно, – жрец Будивид, незаметно подмигнув Тройнату, пододвинул кунигасу кувшин с зельем. – Вот, испей-ка это, вождь! Клянусь, грусть тебя хоть немного отпустит. – А что это? – осоловело спросил Довмонт. Тройнат расхохотался: – Пей, брате! Пей и ни о чем больше не думай. Клянусь Перкунасом, нынче уж мы повеселимся от души… Обернувшись к дверям, князь хлопнул в ладоши: – А ну, музыканты! А ну-ка, танцовщицы! Четверо парней в крашенных корой дуба туниках, поклонясь, вошли в горницу. Две пастушечьих флейты – лумзделис, козлиный рог – ожрагис, да трофейный воинский барабан, обтянутый тугой кожей. – Играйте, ага! – хмыкнув, милостиво кивнул жмудин и, обернувшись к Довмонту, добавил: – Это мой подарок тебе, друже. – Спасибо, брат мой! Кунигас был, честно говоря, тронут, он уж никак не ожидал, что такой высокий гость вдруг проникнется столь искренним участием к его горю. – Пей, княже! Пей! – заботливо подсуетился жрец. Забил барабан, отрывисто и громко, затянули мелодию флейты, гулким эхом ухнул ожрагис – рог. |