Онлайн книга «Кыш и Двапортфеля»
|
Так я решил и составил на ближайшую неделю список ошибок, которые мне очень хотелось совершить и на которых можно было бы учиться. Отвести от газовой плиты шланг для горелки и попробовать выдувать приборы, как у химиков. Побрить кактус. Может, иголки будут длиннее. Попытаться оживить в ванной килограмм замороженной наваги. Или достать лягушку, посадить в морозильник, а потом оживить. Тоже в ванной. Поймать скворца и научить его говорить. «Хватит», – подумал я. Первым пришёл с работы отец и сразу закричал: – Встать! Не притворяйся! Я тебя заставлю сделать ремонт в коридоре!.. Марш на кухню! Я, прихрамывая, поплёлся на кухню, где должен был стоя ждать, пока соберутся все соседи и начнут разбирать моё дело. Наконец и Гопшинские, и Анна Сергеевна, и дядя Вася уселись на табуретки, тётя Лёля с Викой принялись за чистку картошки, а мой отец заходил из угла в угол. «Придётся постоять с больной коленкой», – подумал я. Сначала все молчали. Потом взял слово Казимир Иванович. Он всегда был моим обвинителем. – Дело не в плинтусе, – сказал он, – а… – …в свинтусе, – перебила его Вика. – Вот именно, – поддакнула Марта Адамовна. – Молчать! – крикнул отец, когда я открыл рот для глубокого вздоха. – Я хочу сказать, – продолжал Казимир Иванович, – что человеку нужно учиться жить в коллективе! Возьмём меня. Что будет, если мы с Мартой начнём играть в коридоре в крокет? Или в городки? А? – Вы не ребёнок! – отрезала Анна Сергеевна, которая была за меня. – Мы уже несколько раз ставили вопрос о воспитании нашего жильца Мити. Лично для меня коммунальная квартира была большой школой. А вы посмотрите на линолеум! Прямо дух разрушения! – сказал Казимир Иванович. – Всё это ерунда по сравнению с детством. Оно у человека одно, – задрожавшим голосом сказала Анна Сергеевна. – Заставить его вымыть пол, и дело с концом, – предложил дядя Вася. – На ошибках учатся. – Принеси сюда тетрадь! – приказал мне отец. Он считал, что меня должна воспитывать вся квартира. Я пошёл за тетрадью, и, когда вернулся на кухню, спор из-за меня был в разгаре. – Да, – сказал я, – а как же мне учиться на ошибках, когда они не повторяются, а, наоборот, появляются всё новые и новые? – Нужно думать, перед тем как сделать какой-нибудь шаг, – сказал отец. – Я сегодня записал пять шагов и теперь их обдумываю, – сказал я, отдавая отцу список. Он зачитал его вслух и тихо удивился: – Может, и правда в тебе живёт дух разрушения? Ты только попробуй подойти к газу и побрить кактус! – И не смей кидать в ванну навагу! – сказала тётя Лёля. – Всё будет пахнуть! – Живодёр! Лягушку – в морозильник! – добавила Вика. – Ну, положим, это не живодёрство, а опыт! – неожиданно вступился за меня Казимир Иванович. – А скворца можно мне поучить говорить? – спросил я. Тут в кухню вбежала мама и стала доказывать, что некоторые ненавидят меня с первого дня рождения. «Начинается…» – подумал я. – О нет, вы ошибаетесь! – возразил Казимир Иванович. – Я только стою за искоренение в человеке духа разрушения и за воспитание духа созидания. Вы знаете, что может быть с ним дальше? – Что? Что? – полюбопытствовал отец. А мама сказала: – Митя, выйди из кухни, закрой дверь и займись уборкой. Меня всегда выгоняли из кухни перед самыми интересными разговорами. Я замёл в уголок кусочки штукатурки, протёр мокрой тряпкой линолеум и подумал: «А вдруг и вправду во мне живёт дух разрушения?» Тут мама выбежала из кухни со слезами на глазах и сказала: – У вас у всех нет сердца! – А если тебе завести тетрадь ошибок, она будет в тыщу раз толще, чем Митина! – закричала тётя Лёля на дядю Васю. Мой отец прошёл мимо меня, скрипнув зубами: – Ты поссорил меня с мамой! Марта Адамовна сказала всем: – Стыдно! Мы должны жить так же дружно, как братья Адольф и Михаил Готлиб. Она всегда приводила в пример этих двух братьев, игравших зачем-то на одном пианино и часто выступавших по радио. В общем, мне стало ясно, что все окончательно рассорились. Я проклинал Генку и себя. Ночью мне приснилось, как братья Адольф и Михаил Готлиб поругались из-за рояля и разрезали его на ровные половинки пилой, чтобы никогда больше не выступать вместе по радио. Мама не разговаривала с отцом уже три дня. Остальные поссорившиеся соседи не здоровались по утрам друг с другом и вели себя тихо и мрачно. А я старался не попадаться им на глаза. В воскресенье часа в три дня мой отец и дядя Вася ходили по коридору, курили и не говорили, как обычно, про футбол. Вдруг зазвенел звонок. Я открыл дверь и увидел Лилю, которая год назад ставила в нашей квартире мышеловки. И сейчас в её руках было четыре мышеловки. Год назад мы с Генкой решили тайно уйти летом в турпоход по Якутии, чтобы открыть месторождение алмазов, и начали копить продукты. Я сделал в чулане тайник и прятал в него кусочки сала, копчёной колбасы, хрустящие хлебцы, сахар и конфеты. И у нас в квартире неожиданно завелись мыши. Меня, конечно, разоблачили, а мышей вывели при помощи химии. С тех пор наша квартира была на учёте и про неё говорили на собраниях жильцов. – У нас же нет больше мышей, – сказал я Лиле. – Всё равно. Контрольная проверка. Сам виноват, – ответила Лиля, расставила две мышеловки в чулане, две на кухне и ушла, пообещав наведаться через три дня. В понедельник утром я заметил, что все соседи с интересом осматривают мышеловки. «По-моему, – решил я, – им хочется, чтобы поймалась хоть одна мышка. Это им нужно для зацепки, чтобы примириться…» – Странно… Пусты… Очень странно, – сказал Казимир Иванович. – Ведь мышки совсем не вредны, – заметила Анна Сергеевна. – Безобидные существа, – добавил отец, – но только не тогда, когда их много. Он посмотрел на меня одним из самых страшных взглядов. На этом разговор кончился. Все притихли и снова помрачнели. «Непонятные люди эти взрослые, – подумал я. – То ругают меня за мышей, то жалеют, что они не ловятся… Но уж если им так хочется, я заглажу свою ошибку и проявлю дух созидания. Я им достану мышь и докажу, что умею жить в коллективе!» |