Книга Забытое время, страница 32 – Шэрон Гаскин

Если получится… если есть верифицируемые случаи… они добьются того, что не удалось еще никому — ни Уильяму Джеймсу, ни Джону Эдгару Куверу в Стэнфорде ^[33], ни Дж. Б. Райну в Дьюке, который годами сидел в лаборатории со своими картами Зенера ^[34]. Они докажут, что сознание после смерти продолжает жить.

— Завтра надо съездить опять, прямо с утра, — медленно произнес Андерсон, соображая на ходу. — Заберем девочку, свозим в Пхичит, посмотрим, что она вспомнит. Встретимся в вестибюле в половине шестого.

Энгзли усмехнулся, вполголоса выругался.

— Идет.

Повисло молчание. Андерсон еле дышал.

— Бобби, — прошептал он. — Правда есть другие случаи?

Энгзли улыбнулся. Затянулся сигаретой и выпустил длинную дымную струю.

Закатный свет на ступах ослеплял, но Андерсон не мог отвести глаз. Не терпелось дожить до утра. Предстоит столько работы.

— Перестраиваю маршрут.

Сколько раз уже GPS так говорил? Куда Андерсона занесло?

Он где-то ошибся поворотом.

Андерсон съехал на обочину слякотной дороги и выбрался из машины. Мимо неслись грузовики; шоссе воняло асфальтом, выхлопами, ложным самомнением — Америкой. Андерсон поискал указатели; последний, который он запомнил, сообщал, что Андерсон доехал примерно до окраины Филадельфии. Сильно он сбился с пути?

Надо вытрясти из головы картины и шумы Таиланда. Друг словно взаправду был рядом — вот только что ушел.

Лучшего друга больше нет; ничего больше нет — нет Института, прекрасного дворца, который они вдвоем построили на деньги Энгзли. И как увлеченно они строили — работы непаханое поле, новые случаи текли рекой, манили их в Таиланд, Шри-Ланку, Ливан, Индию, и каждый случай был нов, и каждый захватывающ. И дела шли хорошо, пока Энгзли не умер скоропостижно спустя полгода после Шейлы: взобрался по склону в своем вирджинском поместье, инфаркт, остановка сердца — и всё.

На поминках (католических, традиционных — Андерсон уже тогда мог бы догадаться, что вдова постепенно высосет деньги из фонда, как кровь из мужа) у Энгзли на лице застыла печать изумления, которую не удалось стереть даже похоронному гримеру. Ах, друг мой, думал Андерсон, глядя, как это нарумяненное знакомое тело, распухшее от формальдегида, плывет в семейную усыпальницу, — ты воображал другие похороны: голые старые кости, поблескивающие под солнцем на утесе.

Ах, друг мой. Ты меня опередил. Теперь ты знаешь, а я нет.

Энгзли умер. Институт закрыт, архивы отосланы. Лишь одно осталось закончить — расследовать всего один случай. Главное — довести дело до конца.

Эшвью в штате Вирджиния нервировал Джейни. Пригород округа Коламбия, сплошь безвкусная эклектика, особняки для степфордских жен ^[35], какие она всю жизнь презирала: дома, начисто лишенные чутья к истории, каждый дюйм площади занят громадными неподатливыми гаражами. И однако… надо признать, эти новые дома-переростки, эти огромные ярко-зеленые дворы, эти дубы, что прямо-таки по струнке выстроились вдоль улицы, изогнув зеленые ветви над мостовой, пожалуй, могут привлечь ребенка.

Они несколько раз проехались туда-сюда по главной улице. Заглянули в три разные школы (в одной из них, очевидно, учился Томми Моран). Каждая школа была по-своему привлекательна — большие бейсбольные поля, большие игровые площадки.

— Узнаешь что-нибудь? — снова и снова спрашивал Андерсон, однако Ноа молчал. Ошеломленно, потерянно разглядывал дома с заднего сиденья, то и дело певуче бормоча себе под нос: «Эш-вью, Эш-вью».

— Мы здесь уже были, — сказала Джейни Андерсону.

Тот встретил их на автовокзале и оттуда направился прямиком в центр.

— Еще разок. Другой дорогой проедем.

Он развернул машину, и они поехали назад. Джейни уже зазубрила географию главной улицы наизусть.

«Старбакс», пиццерия, церковь, церковь, банк, бензоколонка, скобяная лавка, ратуша, пожарная станция — все это пролетало мимо вновь и вновь, будто город из грез.

Джейни глянула на Андерсона. Рулил он чопорно, упрямо выпятив челюсть. Он старше Джейни на двадцать четыре года, старше Ноа на шестьдесят четыре, а усталости ни следа.

— По-моему, Ноа ничего не узнаёт.

— Так нередко бывает. Порой дети больше привязаны к дому, чем к городу. Разные люди помнят разное.

В конце концов они добрались до ворот. Андерсон посовещался с охранником, тот проверил по списку и махнул им рукой — проезжайте, мол. Они медленно покатили по улице меж домов еще больше и новее. За домами в холмах мелькало поле для гольфа. Андерсон свернул к громадному кирпичному зданию — Джейни сочла, что дом этот смахивает на замухрышку, обвесившуюся аксессуарами. Из признаков жизни — только пластмассовый самосвал, что валялся у каменной дорожки, задрав колеса, точно перевернутый жук.

Они молча посидели в машине. Джейни наблюдала за сыном в зеркало заднего вида. По лицу не поймешь, о чем он думает.

— Ну-с, — произнес Андерсон. — Приехали.

— Они богатые, — внезапно сказала Джейни. — Томми был богатый. — Ее словно под дых ударили.

— Похоже на то, — и Андерсон выдавил скупую улыбку.

Да уж, неудивительно, что Ноа так сюда рвался. А кто бы не рвался? Дом плохо спроектирован — тоже мне, великое горе; кто будет счастлив в трехкомнатной полуподвальной квартирке, если прежде жил так?

Андерсон обернулся к Ноа, и его лицо, его голос смягчились:

— Тебе что-нибудь тут знакомо?

Ноа устремил на него слегка остекленевшие глаза:

— Не знаю.

Андерсон кивнул:

— Давайте зайдем и посмотрим?

Ноа как будто пробудился. Сам расстегнул ремень детского сиденья, выкарабкался из машины и пошел к двери.