Онлайн книга «Суворов и Кутузов»
|
II
Небольшая молдаванская деревня Гречени – полтора десятка мазанок, разбросанных как попало по степи, – нежданно-негаданно оказалась в центре расположения русской армии. Сначала до деревни доносились пушечные раскаты, и жители с ужасом ждали, что на Гречени налетят турки и предадут все огню и мечу. Потом все стихло, словно нигде не было никакой войны. И вдруг однажды на рассвете появились русские войска. Вся степь пришла в движение. Пушки, кони, люди, повозки охватили Гречени со всех сторон. Вокруг нее стала лагерем армия генерала Румянцова. Белые палатки, усеявшие степь, напоминали издали стадо гусей, слетевшихся на пастьбу. Тихая, затерявшаяся в степи деревенька ожила. Ее мазанки заполнились генералами и офицерами. Хозяева уступали гостям чистую прохладную горницу: сами они все равно никогда не жили в ней. А солдаты уж устраивались кто как умел: в будяке и чертополохе, пожелтевшем на солнце, во дворе, у громадной – чуть поменьше хаты – плетеной кошелки, куда молдаване ссыпали початки кукурузы, или под одиноко стоящей каруцей, выискивая хоть какое-нибудь подобие тени. И обсуждали новую стоянку: – Это называется у них – двор: ни сарая, ни гумна! – Телега ихняя – каруца – и та вон жарится на солнцепеке. – А молдаванину что? Он все равно колес никогда не мажет! – И хоть бы деревцо! Солнце встанет – опять деваться некуда. – А все-таки дома у них ладные, чистые. Вишь, окна и двери как размалеваны… – Да что толку-то в чистоте, коли в избе настоящей русской печи нет. Один очаг в сенях. – Нет, это хорошо, что варят в сенях: в избе чище! – Чисто-то чисто, да красного угла у них нет… – И спят где попало. Войлок по всей избе таскают. То ли дело у нас: печь. – Ты все о холоде позабыть не можешь. Тут, брат, морозы поменьше, чем у тебя в Архангельске… – Слышь, а как эта деревенька прозывается? – Гречани. – Выходит: «Гоп, мои гречаники»? – Да. Наш Петра Александрович не зря подобрал такую – Гречаники: он любит все украинское, вырос на Украине! – А знаешь, бабы тут схожи на украинок, ражие. – Э, далеко куцему до зайца! – отозвался украинец. – Наша Одарка чи Пидорка як буря по хате носится, и кричит, и сокочет. А эта чуть ворушается и только одно знает: «Нушти русешти». – Верно, народ здесь тихий. А кое-кто раздумывал о другом: – Сказывают, турок отселе недалече. – Эх, рогаток нет. Обставились бы ими – все надежнее от турка! – говорил старик гренадер, который еще никак не мог привыкнуть к тому, что генерал Румянцов уничтожил все рогатки. Раньше и на постое, и в бою пехота ограждалась ими от налетов турецкой конницы. – Зря жалеешь, дядя! – возразил гренадер помоложе. – Петр Александрович верно сказал: рогатки – трусу заграда, храброму помеха! – Пропади они пропадом, эти рогатки! – поддержал другой. – Ты их не перетаскивал в бою, так тебе можно хвалить. А как мы вшестером из нашего взводу таскали их, так не сладко было. Басурман только и глядит, как бы перво-наперво срубить переносчиков. А у нас руки рогаткой заняты и за оружие не взяться! – Сказано: надейтеся не на рогатку, а на штык! – Без них и обозу легше! – Теперь обозу и так легко, – ворчал старик. – Провиант на исходе. Пустые мешки возят… – Не пропадем: у молдаванина кукуруза есть. – Привезут! На целый месяц привезут. Провиант идет! Обоз не поспевает за нами: ведь только намедни он через Прут перешел. Армия Румянцова действительно находилась в довольно трудном положении: провианта при себе было только до 21 июля, а впереди и сзади стоял численно превосходящий противник. Если бы действовать по европейским правилам, то надо было бы торопиться назад, навстречу обозу. А Румянцов, подойдя к Гречени, остановился: он ждал, когда подойдут обозы, которые отстали на шестьдесят верст. При Ларге Румянцов воспользовался тем, что визирь еще не переправился с главными Силами через Дунай, и ударил на крымского хана Каплан-Гирея, который командовал соединенными турецко-татарскими силами. А теперь Румянцов принужден был выжидать. Он стоял, зная, что визирь тем временем переправится и соберет все силы, но не боялся этого, надеясь на свои войска. На второй день стоянки у Гречени в полдень с юга донеслись пушечные выстрелы. В бою турки обычно палили торопливо, без толку, а тут стреляли размеренно и не спеша. Было похоже на салют. Румянцов понял: радуются, что наконец пришел с главными силами сам визирь Халил-бей. Русская разведка подтвердила это: Халил-бей переправился через Дунай у Исакчи. Туркам в конце концов удалось навести мосты: в этом году река разлилась так широко, что старики не помнили такого половодья. Визирь с громадными силами в сто пятьдесят тысяч человек при ста сорока орудиях надвигался с фронта, а сто тысяч татар все время норовили напасть с тыла на армию Румянцова, в которой насчитывалось не более двадцати пяти тысяч человек при ста восемнадцати орудиях. Казаки в тот же день донесли: визирь остановился у деревни Вулканешти, до которой от Гречени было восемь верст. – Если Халил-бей раскинет у Вулканешти хоть одну палатку, я атакую его немедленно! – сказал своим генералам Румянцов. Генералы знали, что Румянцов не побоится сделать это. Они запомнили, как на военном совете перед Ларгой командующий сказал: «Слава и достоинство воинства российского не терпят, чтобы видеть неприятеля и не наступать на него!» Но генералы знали также, что Петр Александрович вместе с тем очень осмотрителен и осторожен. На следующий день, утром 20 июля, у Гречени уже появились турецкие конные разведчики. Они кружили на своих резвых скакунах, подлетали к самым передовым постам, джигитуя, что-то крича и стреляя на всем скаку. Карабинеры и кирасиры не рисковали выступать против них на своих тяжелых лошадях, пригодных больше для парада, чем для боя. Но казаки Иловайского сразу кинулись в стычку – пятерых спагов [122] зарубили, а остальных прогнали за Траянов вал. Румянцов приказал казакам захватить «языка». Через час к русскому лагерю снова примчались назойливые, как оводы, наглые спаги. Их было около двух десятков. Один из турок, в малиновой чалме, был с зеленым значком на пике. Казаки тотчас же кинулись на спагов. – Берите живьем этого, со значком! – крикнул своим донцам урядник. |