Онлайн книга «Суворов и Кутузов»
|
Из степи несло на русский лагерь дымом и гарью: в степи горела трава. В сгущавшейся ночной темноте пожар представлял мрачную, зловещую картину. А в ставке князя Потемкина гремела, не умолкая, веселая музыка. V
Уже второй день очаковские пушки молчали, словно их и вовсе не было. Левофланговая русская батарея, ближе других расположенная к крепости, отдыхала. Неожиданным роздыхом воспользовались и бугские егеря, прикрывавшие батарею. Полковник разрешил одной роте постирать белье. Августовский день был благостен, тепел и тих. Егеря расползлись по берегу – стирали, сушили, купались. С высокого минарета, выглядывавшего из садов очаковского предместья, прокричал муэдзин, призывая правоверных к полуденной молитве. Намаз окончился. И тут турки, таившиеся в соседних буераках как мыши, стали стрелять из ружей по егерям. Егеря лишь посмеивались: толку от этой стрельбы для турок – никакого. – Мало каши едал осман! Придется еще подучиться стрелять! – Пусть его потешится. Разложив на камнях и по берегу выстиранные сорочки и порты, егеря сидели под откосом, в укрытии. Несколько человек еще купалось в море. И вдруг нежданно-негаданно раздался пушечный выстрел и в самую середину разложенного белья грохнула бомба. Вместе с песком и камнями полетели в стороны ошметки солдатского бельишка. А берег окрасился кровью – двое егерей оказались ранеными. Егеря бросились собирать непросохшее белье и бежали к своим. Турецкие пушки били по берегу, но на этот раз ядра падали в воду, подымая фонтаны радужных брызг. Артиллеристы посмеивались сверху: – Басурман – дурак: каждый выстрел стоит двадцать пять рублей, а за все эти латаные порты да сорочки маркитант и пятерки не даст. – Тебе, конечно, не жалко – чужое, а мне сорочка дороже ста рублев! Потому как она у меня остатняя! – говорил в сердцах егерь, с трудом натягивая на себя еще сырую сорочку. На батарее раздалось знакомое: – …то-овсь! Русские пушки стали отвечать. С первого выстрела угодили в самую площадку минарета. – Пусть мулла благодарит аллаха, что успел убраться оттуда! И тотчас же на очаковских валах показались белые и красные знамена. И турецкая пехота, надеясь, что егеря не успели одеться, высыпала из буераков и садов с истошными криками «алла». Егеря приняли их в штыки. – Вот тебе за мои порты! – кричал кто-то. Все смешалось – чалмы и каски. А батареи били через головы пехоты друг по другу. …Генерал-майор Кутузов проверял с капитаном Резвым ведомости на продовольствие второго батальона, когда к нему от первого батальона прибежал егерь: – Ваше превосходительство, турки зачали трепалку! – Слышу! – спокойно ответил Кутузов. – Их сила большая. Страсть: головы нашим режут. Полковник просит сикурец! [126] Кутузов понял, что дело серьезное. Он бросил ведомости и кинулся выводить второй батальон. Залились егерские трубы. Капитан Резвой задержался в палатке, складывая ведомости. Второй батальон уже поспешил на выручку к своим. Резвой бежал сзади, с тревогой думая о генерале: «Ну что он сам всегда впереди? И ведь больше сорока годов, а бежит как молоденький!» Второй батальон вступил в бой. Где-то впереди виднелась плотная фигура генерал-майора. Вот он остановился, машет шпагой, увлекает егерей вперед – и вдруг зашатался: – Что это? Опять ранили? Ах ты Господи! Резвой бежал изо всех сил. Янычарские пули визжали вокруг. Когда капитан подбежал к группе егерей, склонившихся над упавшим командиром, он увидел: по щеке Михаила Илларионовича на мундир льется кровь. – Неужели снова в голову? – с отчаянием вырвалось у Резвого. – В голову, – ответил кто-то. – Басурманы давно уже перестали стрелять Михайле Ларивоновичу в грудь: знают, что она у него каменная. Почали метить в голову! – Не ждите носилок. Несите так! – приказал капитан, а сам кинулся вперед, потому что натиск турок не ослабевал и батарее угрожала опасность. Турецкая вылазка была отбита, но командир бугских егерей генерал-майор Кутузов лежал без чувств: пуля, ударив в щеку, вышла в затылок. И на следующий день, 19 августа, находившийся при Потемкине австрийский генерал принц де Линь, отправляя донесение императору Иосифу, написал: «Принц Ангальт сменил генерала Кутузова, того самого, у которого в прошлую войну голова была насквозь прострелена пулею позади глаз и который, по беспримерному счастию, не лишился зрения. Вчера этот генерал получил другую, подобную той, рану в голову же, пониже глаз, и умрет сегодня или завтра». VI
После дела 18 августа весь русский лагерь беспокоился об одном: останется ли в живых генерал-майор Михаил Кутузов? Егерский лекарь, лысый немец Баллод, не надеялся на выздоровление. Первая рана была смертельна, а теперь пуля снова прошла через голову. – Два раза чуда не пыфайт! – говорил он. Но егеря почему-то надеялись. – Ларивоныч поборет! Даст Бог, выживет! Прошли сутки – генерал Кутузов не умер. Прошла неделя – генерал Кутузов живет. И так побежал день за днем… Императрица Екатерина три раза справлялась в письмах к Потемкину о здоровье Михаила Илларионовича, писала: «Я весьма жалею о его ранах». Кутузов снова удивил всех врачей: и рядовых – полковых, и главного лекаря потемкинской армии, известного парижского хирурга Массо, удивил весь мир – он выздоравливал от ужасной, смертельной раны. Массо, убедившись наконец в том, что этот невероятно живучий русский генерал не умрет, донес императрице Екатерине: «Должно полагать, что судьба назначает генерала Кутузова к чему-либо необычайному, ибо он остался жив после двух ран, смертельных по всем правилам науки медицинской». В последних числах ноября 1788 года генерал-майор Кутузов возвратился из Елисаветграда, где он лежал в госпитале, в лагерь под Очаков. Рана совершенно зажила. Стояла стужа, мороз. Вместо палаток степь покрылась холмами: люди укрылись в землянки. Только бедные лошади кавалерии дрогли на ветру. Егеря, увидев своего командира, были вне себя от радости: |