Книга Избранники времени. Обреченные на подвиг, страница 62 – Василий Решетников

Узнав, что Ту-116 остались бесхозными, я попросил передать их мне. Правда, скоро один у меня отобрали для другой дивизии. Но и один был великим благом: при перебазировании наших Ту-95 на дальние аэродромы, особенно арктические, вслед за ними, без промежуточных посадок шел Ту-116, на котором плотной группой восседал в обоих салонах его величество техсостав. Служил Ту-116 и как тренировочный самолет для отработок взлетов и посадок, особенно на северных аэродромах.

Но однажды командующий потребовал его прилета в Москву, на аэродром Шереметьево. Оказывается, министр обороны, Маршал Советского Союза, член Политбюро Андрей Антонович Гречко решил лично провести короткую инспекцию оперативной группы в Арктике – побывать в Анадыре, на мысе Шмидта и в бухте Тикси, а заодно немного поохотиться в тундре. С министром, естественно, полетел и командующий Дальней авиацией. Оба они сидели в глубоких креслах за столом первого салона, а на диване расположился главный штурман Дальней авиации генерал Виктор Тихонович Таранов и еще кто-то из сопровождавших министра.

Когда самолет пролетал над Камчаткой, Виктор Тихонович вдруг увидел через иллюминатор в панораме чистейшего неба и бескрайнего простора горных массивов, совсем рядом, дымящийся вулкан Ключевской сопки. Восхищенный увиденным, он обратился к Гречко:

– Товарищ министр обороны, с левого борта удивительно красивое зрелище – дымится Ключевская сопка!..

Министр не шевельнулся и, с минуту помолчав, отреагировал:

– Скажите летчику, чтобы все красивые зрелища были с правой стороны.

Таранов чуть не поперхнулся, но покорно выдавил:

– Слушаюсь, товарищ министр обороны! – и пулей бросился в радиорубку давать министерские указания командиру корабля.

Не поднялся с кресла, вполне понятно, и маршал Судец.

А Витковский на своем Ту-114 с «дорогим» Никитой Сергеевичем пересекал океаны и континенты – летал по всему свету: ему нипочем были ни сложные погодные условия, ни время суток. Пилот у Хрущева был очень надежный, и неудивительно, что вскоре он получил звание Героя Социалистического Труда, стал одним из наиболее почитаемых летчиков Аэрофлота.

Судец, конечно, мог приготовить ему и другую судьбу. Ухо с ним нужно было держать востро…

Телефонный звонок. Командующий.

– Ты иностранную информацию читаешь?

– Конечно, читаю.

– Так что ж ты сидишь? Американцы на Б-52 установили мировой рекорд дальности полета – всего 14 450 километров, а ты их достать не можешь? Я к тебе высылаю Таранова, чтоб было 15 000.

И положил трубку. Нет, я не сидел, а бегал вдоль карты, растянутой на стене, заглядывая в инженерно-штурманские графики расчета дальности полета. Все считал и пересчитывал.

Американское достижение – это наша почти тренировочная дальность, но они еще и баки дополнительные подвешивали! Генерал Таранов важно раскрыл свой штурманский портфель и сообщил, что мы можем пролететь 16 000. Я сказал, что, по моим расчетам, мы должны пройти 17 000. На это и будем рассчитывать.

Никакой особой подготовки самолетов не было. Заправили по пробки горючим, взяли для попутных полигонов по нескольку бомб и в середине ночи двумя экипажами взлетели. Рядом со мной шел экипаж полковника Евгения Александровича Мурнина. Прошли Среднюю Азию, поднялись по Лене, обогнули острова, спустились вниз. Отмахали 17 150 километров. В воздухе были 21 час 15 минут. Могли пройти на час больше.

После полета зашли в столовую – не то на ужин, не то на завтрак. Зовут к телефону – командующий. Поздравляет, передает экипажам привет, называет молодцами. Значит, следил за нами с прошлой ночи.

Через некоторое время в военных газетах появилась короткая заметка, сообщавшая, что два советских самолета намного превысили официальный рекорд дальности полета, установленный американцами.

Хоть главное было достигнуто – и командующий, и я, конечно, сокрушались, что не выставили на нашем пути спортивных комиссаров: рекорд вышел неофициальным.

С появлением на исходе 50-х годов первых межконтинентальных боевых баллистических ракет военным и государственным руководством было принято, без каких-либо колебаний, совершенно логичное решение – передать их «на боевую службу» и для дальнейшего развития командующему Дальней авиацией. Да и маршал Судец принял всю концепцию нового оружия как свое кровное дело авиационного военачальника.

Немало лучших офицеров отобрал он из авиационных частей и соединений и определил их в ракетные структуры. Больше других туда ушло инженеров – крепких, опытных, умных. Ушли на крупные должности летчики – командиры дивизий – Дворко, Глазков, Пресняков… На новое дело шел отборный состав.

Ракетные комплексы по мере готовности командующий ставил на боевое дежурство. Вырабатывалась идеология применения ракет в оперативной связи с действиями стратегических бомбардировщиков.

«Младенец» рос не по дням, а по часам. Было решено управление и штаб Дальней авиации перебазировать в подмосковное Перхушково. Там закипало огромное комплексное строительство – штабные корпуса, жилой городок, коммуникации, укрытия… Часть офицеров, операторов штаба Дальней авиации, была переселена в новые корпуса. Они же вели повседневный контроль за организацией и темпами стройки.

В штабе Дальней авиации сразу выявились те, кто слишком плотно прилип к Москве и из нее – даже в ближайшее Подмосковье – ни шагу. Ну, так с ними командующий разбирался индивидуально: кого на вольную, а кого до поры до времени на нижние этажи службы. Военные люди – как иначе могло быть?

Не раз навещал Перхушково и маршал Судец – нерасторопным устраивал нагоняй, вносил коррективы, ставил жесткие сроки, приезжал проверять снова.

В эти последние 50-е годы жизнь в управлении Дальней авиации клокотала, как в проснувшемся вулкане. Одни работали в радостном возбуждении, другие – их было совсем немного – столкнулись с драмой своих надежд.

В один из дней – звонок командующего:

– Зайди ко мне в 18 часов.

Я глянул на часы: было 12, а я под Киевом. Что раньше всего проворачивалось у меня в голове – сейчас не вспомнить. Но я спокойно ответил:

– Есть, товарищ маршал. В 18 буду у вас.

На пассажирском самолете Ли-2, которые были у меня в дивизии, я по трассе в Москву не успеваю. В следующую минуту звоню на КП Дальней авиации. Там ахнули: я просил в течение ближайших двух часов выдать мне для самолета Ту-16 (в те годы в полках стратегических бомбардировщиков были эскадрильи Ту-16 для тренировок) условия полета на Москву, назвать аэродром посадки и прислать к стоянке автомашину. Все!

Времени на подготовку самолета и экипажа мне хватало.

Садился я в Шереметьеве. «Газик» меня поджидал. Ровно в восемнадцать ноль-ноль (я выждал это время в приемной) стучу в дверь и вхожу в кабинет.

Командующий влезает в рукава кителя, здоровается со мной и как ни в чем не бывало произносит: