Онлайн книга «Природа зверя»
– Мы разговаривали с друзьями Антуанетты, поклонниками и членами Труппы Эстри. Можно не сомневаться, что ее решение поставить пьесу Флеминга вызвало немало протестов. Как минимум люди выражали недовольство. – Ты думаешь, ее смерть как-то связана с пьесой? – спросила Лакост. – Нет, не думаю. Мы сейчас проверяем алиби, но на данный момент никто не вызывает подозрений. – А Брайан? – спросила Лакост. – С ним, конечно, не все так ясно. Его отпечатки пальцев и ДНК повсюду на месте преступления, ну а как могло быть иначе? На его одежде мы обнаружили ее волосы и крохотные частички кожи и крови, но он ее нашел и говорит, что вроде бы прикасался к телу, так что опять же… Он поднял руки. – «Его алиби проверяется», – прочитала Лакост строку из отчета. – Oui, – сказал Бовуар. – Согласно биллингу, его телефон все время находился в Монреале, но, как мы понимаем, он мог намеренно оставить его там. – Мы знаем, что Антуанетта отвезла вещи дядюшки в театр в день своей смерти, может быть даже тем самым вечером, – сказал Гамаш. – Кто-нибудь застал ее за этим занятием? – Нет, – ответил Жан Ги. – Но у нас есть свидетели, которые видели ее во второй половине дня в продуктовом магазине, в булочной и магазине по продаже алкоголя, где она купила две бутылки вина. – Согласно данным аутопсии, на обед она ела пиццу, tarte au chocolat [58] и пила красное вино, – сказала Лакост. – Уровень алкоголя в ее крови гораздо выше нормы, и в мусорном бачке найдена пустая бутылка. – А вторая? – спросил Гамаш. – В буфете. Неоткрытая, – ответил Бовуар. Гамаш немного поразмыслил. – Какой вывод вы делаете? – Похоже, она алкоголичка, – сказал Жан Ги. – Мне кажется, женщина просто позволила себе расслабиться в тот вечер, – возразила Лакост. – Вы, мужчины, и представить себе не можете, как это чудесно – сидеть в спортивном костюме, жевать какой-нибудь пирожок и пить вино. Изысканный обед в Париже? Забудьте об этом. Дайте мне пиццу, шоколад и тренировочные штаны – и я на седьмом небе. Бовуар и Гамаш посмотрели на нее. – Материнство, – объяснила она. – Анни тоже со временем поймет. И я уверена, если вы спросите Рейн-Мари… – Но на ней был не спортивный костюм, а уличная одежда, – возразил Гамаш. – Верно, – кивнула Лакост. – Домашняя одежда висела в стенном шкафу. Антуанетта могла бы переодеться. – Но не переоделась, – сказал Гамаш. – Почему? – Может, собиралась, но сразу взялась за вино, – сказал Бовуар. – И так напилась, что либо не обращала внимания, либо ей стало все равно, что на ней. Я думаю, вином она хотела оглушить себя. Она явно боялась. Иначе зачем увозить все те вещи в театр? – Но если она так боялась, то зачем отпустила Брайана в Монреаль? – спросила Лакост. – Если мне страшно, то я ищу компанию. – Брайана? – спросил Бовуар. – Хорошо, он, конечно, не ротвейлер, но все лучше, чем одиночество, если уж так страшно. – И почему дверь не заперта? – спросил Гамаш. – Она перепугалась настолько, что вывезла из дома вещи дядюшки, а когда вернулась домой, не стала запирать дверь? – Привычка? – предположила Лакост. Но ее саму не устраивала такая гипотеза. – Может быть, мы просто выдумываем, – сказал Бовуар, откидываясь на спинку стула и с раздражением складывая руки на груди. – Может, она ничего не боялась, а хотела отослать Брайана куда подальше, чтобы встретиться с кем-то. – С любовником? – спросила Лакост, но отрицательно покачала головой и посмотрела на Бовуара, сверкнув глазами. – Нет. С покупателем. Вот о чем ты думаешь. – Скорее, размышляю, – сказал Жан Ги. – На мой взгляд, вполне убедительная версия. Гийом Кутюр рассказывает племяннице о «Проекте „Вавилон“» и о своей роли в создании пушки, чтобы предостеречь ее. Рассказывает про спрятанный спусковой механизм и чертежи. Однако Антуанетту мало интересует, что там ее старый дядюшка болтает о какой-то старой пушке. Но вот пушку обнаруживают, Антуанетта понимает, что оказалось у нее в руках, и знает, что это может стоить неплохих денег. – Когда ей поступает предложение, – подхватила Лакост, развивая версию, – она приглашает его… – Или ее… – вставил Бовуар. – Или их… – уточнил Гамаш. – Ладно, ладно. Договаривается о встрече, когда Брайана нет дома. – Да, – сказал Гамаш. – Мне это кажется важным. Все происходит в тот самый вечер, когда его нет дома. – Тогда зачем она увезла вещи в театр? – спросил Бовуар, но тут же поднял руку. – Постойте. Не говорите мне. Она вывозит их из дома, чтобы покупатель ничего без нее не нашел. А она ему ничего не скажет без предоплаты. – Он хлопнул ладонями по столешнице. – Дело раскрыто. – А ты не упускаешь одну деталь? – спросил Арман. – Имя убийцы? – осведомился Жан Ги. – Ну, я разгадал дело до половины. Остальное сделает старший инспектор. Да? Изабель Лакост сидела за столом, постукивая авторучкой по губам. Она перестала слушать – мудрое решение – и теперь только думала. – Вино, – сказала она. – Стала бы Антуанетта выпивать целую бутылку перед важной встречей? Разве ей не требовалась свежая голова? – Может быть, ей в большей мере требовалось мужество, – возразил Бовуар. – И потом, мы не можем знать, выпила ли она всю бутылку сама. Может быть, убийца выпил пару бокалов, а после вымыл посуду. Или же она нервничала и выпила больше, чем собиралась. Она не могла не понимать, что встречается с человеком, на чьей совести как минимум одна жизнь. Лакост кивнула: – Этим можно объяснить и ее травму. Она не кажется умышленной. Предположим, Антуанетта напилась и стала спорить, между ними началась драчка, и она потеряла равновесие. – А когда покупателю уже ничто не мешало, он принялся обыскивать дом, – сказал Гамаш. – Он же не знал, что Антуанетта все вывезла. – Но тут возникает другая проблема, – заявила Лакост. – Обыск театра не дал никаких результатов. Ни спускового механизма, ни чертежей не обнаружено. Куда же она могла их спрятать? Они переглянулись. – Похоже, мы уперлись в тупик, – сказала Лакост. – Нам явно не хватает информации. Она посмотрела на Адама Коэна, который сидел за столом, уставившись в экран своего компьютера. «Уж не в игры ли он играет?» – подумала она и, встав, пересекла комнату. – Мы готовы выслушать твой отчет. Его пальцы лежали на клавиатуре, но не двигались, глаза не отрывались от того, что, к облегчению Лакост, оказалось текстом. Вроде бы документом. |