Онлайн книга «Смилодон в России»
|
– Ну, что ли, здравствуй, эфиоп мордастый! Каково же было их удивление, когда эфиоп на чистом русском языке ответствовал с нехорошей улыбочкой: – Катились бы вы, ребята, куда подальше. Пока молодые и красивые. Орловские гвардейцы ему не понравились. Да, координированные, сноровистые, с хорошей биомеханикой. Бойцы. Так и что с того? Сильный должен быть добрым, не наглым. А борзым-то быкам рога обламывают. Видимо, ребяток еще никто не учил… – Братцы, смотри, лает. Нас лает, – справился-таки с удивлением Ботин, поганенько заржал и выкинул ногой невиданное, напоминающее «подкрут в подвяз», [116] коленце. – Бесчеловечно лает. – А ты испеки ему пирог во весь бок, так, может, и не будет, – с нарочитой серьезностью посоветовал Трещала и, неожиданно разъярившись, заорал басом: – Дай ему похлебку в три охлебка, язви его в жабр, [117] салазки [118] свороти! Голос у него был зычный, архиерейский, перекрывающий все звуки праздника. Дважды упрашивать Ботина не пришлось, а был он малый тороватый, [119] бойкий: быстренько вышел на дистанцию, топнул по всей науке ножкой, да и вставил зубодробительную распалину [120] – мощно, складно, от всей души, так, чтобы скулы вдрызг. Только ведь и Буров был не подарок, к тому же начеку – разом познакомил Ботина со своим локтем, применив подставочку «кулак вдребезги». Собственно, не кулак, суставы… Дико закричал подраненный, отступил, схватился за кисть и от сокрушительного удара ладонью в лицо опустился на лед отдохнуть. Налетевший было ястребом Соколик тут же заработал в клюв, загрустил, нахохлившись, раскинул крылья и, словив еще сапожищем в солнечное, превратился в мокрую курицу. – Господа, господа, это какое-то недоразумение! Мы иностранцы, господа! – вышел-таки из ступора Калиостро и сконцентрировал все свое внимание на плотном плане, но господа в лице хрипящего от ярости Трещалы даже не обратили на волшебника внимания – стремительно и мощно, бульдозером, поперли на Бурова. Это был смерч, цунами, ураган, тайфун, устоять перед которым невозможно. А Буров и не стал, резко ушел вниз, да и приласкал Голиафа подкованным каблуком в пах – там у всех устроено одинаково, крайне деликатно и весьма чувствительно, будь ты хоть трижды богатырь. И град затрещин, буздыганов и косачей. [121] стих, Трещала вскрикнул, согнулся вдвое и скорбно замер, схватившись за мотню, – как видно, у него в штанах все круглое сделалось квадратным… Только недолго стоял он так, – величественный, как скала, Буров быстренько провел «ножницы», и колосс орловский рухнул. Мощно, грузно, по-богатырски. Всей неподъемной тушей на невский лед. Мозжечком падать он не умел. Так ведь когда-то надо начинать учиться [122] – Отдыхай, милый, лечись. – Прыжком-разгибом Буров поднялся на ноги, подобрал со льда чалму, напялил поладнее, а тем временем раздался дикий крик и стремительно метнулось тело: это оклемавшийся Соколик соколом пошел на второй заход. Шел недолго. Буров, свирепея, встретил его сапогом под ребра, с хрустом раздробил колено, напрочь вынес в аут, потом вырубил вглухую сунувшегося было Ботина и, уже окончательно рассвирепев, отфутболил в массы белую, ни в чем не повинную «маньку», там ей быстро приделали ноги. Все это случилось на одном дыхании, в темпе вальса, так что сразу никто ничего и не понял. От изумления гуляющие замерли, над толпой повисла тишина, было слышно только, как старается какой-то балаганный дед: А это, извольте смотреть-рассматривать, Глядеть и разглядывать, Елагинский сад. Там барышни гуляют в шубках, В юбках и тряпках, Зеленых подкладках. Пукли фальшивы, А головы плешивы… Он, как видно, Васю Бурова во всей красе не видел. – О Господи, сколько пьяных, на каждом шагу, – подошла, явно не в настроении, Лоренца, презрительно посмотрела на Трещалу, Ботина и Соколика, брезгливо отвернулась. – И вообще эти русские. У них очень странное чувство юмора. Знаете, как нам показали Зимний дворец в натуральную величину? Сквозь отверстие в стене балагана. Это совсем не смешно. – Да уж, – тихо промолвил Калиостро, очень по-воровски глянул по сторонам и сделался решителен и целеустремлен. – Едем домой. Немедленно. Никаких вопросов. А уже в каретном лимузине, когда кучер врубил полный ход, он в какой-то странной задумчивости воззрился на Бурова: – А ведь предупреждал меня мудрый Сен-Жермен, что у вас, сударь, тяжелый характер. Вам только дай повод спустить своего тигра. Буров из вежливости не ответил, только кивнул головой. Ему зверски хотелось есть. Как тому тигру… VI
Неделю бушевала Масленица – с шумом, гамом, обжорством и винопитием. В столице развлекались вовсю, не смотрели ни на чины, ни на звания. Сиятельные петиметры, [123] в «санных шубах», в винчурах [124] или в куртках с чихчирями «кадрили» своих барышень под щелканье кнутов [125] государыня сама изволила проследовать в санном поезде, [126] а на пирах, балах, куртагах и маскарадах музыка звучала до самого утра. Ездили всем обществом в Красный Кабачок, [127] или же мужеским компанством на Пески к цыганам, пили до изумления, закусывали смачно, истово служили Момусу [128] и Венере. Простой народ от знати не отставал, также веселился и телом, и душой. Тешил себя зрелищами кукольных комедий [129] канатных плясунов, «китайских теней», не гнушался водочкой, икоркой и буженинкой, бился на кулачках, [130] лихо несся с гор. [131] |