Книга Нас украли. История преступлений, страница 51 – Людмила Петрушевская

И вдруг с той стороны двери, из квартиры, послышался плач.

Малыш, худенький, зареванный, с красным личиком, ухватил хозяйку квартиры за юбку и тянул обратно, повторяя: «Мама, мама!»

— Погоди, отпусти, не лезь, — вскрикнула старушка, не глядя на него. — Ты мне всю жизнь испортил, отойди сейчас же, Сергей! Не ори! Я что, одной рукой могу тебе готовить? Как я газ включу, у меня только левая работает!

От нее несло перегаром.

Алина крепко держала испуганного Сережу и во все глаза смотрела на того стоящего в квартире мальчика из-за плеча Ланочки и этой странной женщины.

Распухшее, красное от плача личико, огромные зажмуренные глаза, бровки вразлет, крупный носик.

Она узнала его.

Голова Антиноя.

Лана сказала старушке:

— Бедная вы моя, что с вами? Что стряслось?

— Меня парализовало, правую сторону! Видите?

Она кивнула на свое плечо.

Действительно, ее правая рука висела как плеть.

Ланочка ласково взяла женщину за левую руку, мягко оторвала ее от Сережиной рубашки и повела старушку домой.

Та бормотала:

— Я украла его вот. Но это была ошибка! Это не ваш мальчик. Отдайте мне того. Я за него убила человека.

— Да, да, бедная, сейчас мы все устроим, покормим вас.

— Нет, купите мне два коньяка по пол-литра, прошу вас, Богом молю. Мне плохо, мне так плохо. Только он помогает, снимает боли, дает заснуть.

Она обернулась к Алине и, неуверенно ступая за Ланочкиной рукой, продолжала:

— Это мой ребенок, у вас. Какое совпадение! Так не бывает, понимаете? Он мне явился, когда я уже умерла. Я ночью умерла. Он явился, чтобы я встала. Мне плохо, мне пло-о-о…

И ее повело вниз, она согнулась, упала на колени и ткнулась лицом себе в подол.

Малыш присел рядом с ней, твердя:

— Мамочка, мамочка!

Алина с Сережей на руках нагнулась к нему.

Сын.

Он был уже большой, но его измученное, распухшее личико, красное от плача, набухшие веки — все оставалось прежним.

Маленький Автандил. Когда его уводили родители и он беспомощно обернулся.

Надо держать себя в руках.

Сережа вдруг слез на пол и обнял нового мальчика, приговаривая:

— Не плачь, не плачь.

Алина заграбастала обоих, подняла, понесла мимо скрючившейся на полу старушки.

Над которой уже склонилась Ланочка с чашкой воды воды в руке.

Она попытались попоить ее, старушка захлебнулась, закашлялась.

Жива.

Ланочка старалась ее поднять, но не вышло.

Алина оставила детей и вместе с Ланой дотащила лежащую до дивана, подложила ей подушку..

Неподвижное тело. Что делать?

Никакое не тело: оно подняло голову и что-то бормотало, гудело.

— Хотите пить? — спросила Алина.

— Разумеется, — ответило тело и опустило голову.

Дальше началась процедура поения, голова закашлялась, все облила, сказала:

— Ну уметь-то надо, ты куда мне чашку суешь? Мимо рта. Зачем эту взяла? Это гостевая чашка. Там попроще есть.

Попили.

Затем голова сказала обеим:

— Ты что тут делаешь? Как вошла? Вообще кто ты?

— Я привезла маленького Сережу из Хандии, — отвечала Алина.

— Никакого Сережу ты не привезла, он со мной тут, — сказала голова. — Вытри мне рот, и грудь вся мокрая.

Алина пошла в ванную, взяла там полотенце, довольно нечистое, и вытерла больную.

Она заговорила:

— Ты что, та проблить, которая с Машей рядом родила и тебя этот подонок Серцов взял кормилицей? Неизвестно кого кормить? Все мне тут намочила. Надо менять белье.

Она попыталась подняться.

— Кажется, я не могу шевелить ногами.

Еще раз попробовала, изо всех сил опираясь на ладони.

— Нет. Что-то ничего не чувствую. Ног не чувствую.

— Вызову скорую? — сказала Алина.

Кажется, хандийская ситуация повторилась, тут была хозяйка, и при ней оказалась рабыня.

— Может, и так. Вызывай.

Тут вошла Ланочка с детьми.

— Алина, я кашку им поставила. Там рис нашелся. И банка сгущенки. А, здравствуйте, уважаемая, как мы себя чувствуем?

— Вы что, все у меня поселились тут? — поинтересовалась больная.

— Так у вас сутки ребенок плакал за дверью, пришлось вскрывать замок, — отвечала Ланочка. — Помер бы ребенок-то.

— Рис обнаружили, сгущенку? Все нарыли, все нашли? — невозмутимо спросила старушка. — А это кто второй? Кто это второй? Ааа! Боже мой, боже мой! Это моя Маша, моя Машенька живая явилась!

Ситуация повторилась. Видимо, больная уже забыла все, что произошло.

— Как и была, трех лет! Из Хандии! Из Хандии-ии! Я ошиблась! Я украла другого! Что делать, что делать!

Она зарыдала в полный голос, как будто отпустив себя.

Она таращилась сквозь слезы и протягивала одну руку к Алининому Сереже. Тот спрятался за маму.

Тут второй мальчик подбежал к бабушке и тоже зарылся головой в ее халат.

Она обняла его, прижала к себе и сказала ему:

— Никому тебя не отдам, никому. Не бойся. Ты мой мальчик. А это Машин мальчик. Иди тоже ко мне!

Алина тихо сказала Сереже:

— Иди, с бабушкой поздоровайся. Она заболела. Ее надо пожалеть.

Сережа, послушный, да еще и голодный ребенок, покорно подошел к лежащей старухе.

Она и его обняла, прижала двух детишек друг к дружке и скомандовала:

— Мне нельзя умирать, нельзя, понятно? Вызвали скорую? Маша моя прислала мне сыночка, чтобы я не умирала. Он велел мне открыть вам дверь, он вошел ко мне.

Рисовая молочная кашка наконец сварилась, детей увели на кухню, Алина покормила старушку, заслужив несколько ядовитых замечаний, и тут приехала скорая.

Алина ввела дородную фельдшерицу. Больше никого с ней не было.

— Ну, что у вас? — устало спросила она.

— Здравствуйте, как вас зовут? — командным голосом вопросила старуха.

— Че у вас, — повторила та.

Алина вмешалась:

— Паралич обеих ног, видимо.

После осмотра и переговоров по телефону фельдшерица сказала:

— Надо вас забирать. Но кто понесет? Водитель наш отродясь ничего тяжелей бутылки не поднимал, у меня опущение всего, натаскалась. Обходитесь как можете, вызывайте соседей.