Онлайн книга «Идущие. Книга I»
|
Звено: фиолетовое Ранг: идущие Статус: действительный Должность: рядовой Имя: *шифр* Фамилия: *шифр* Пол: мужской Семейное положение: не женат Дети: отсутствуют Возраст (формальный): 27 Возраст (биологический): 37 Звено: фиолетовое Ранг: идущие Статус: действительный Должность: рядовой Имя: *шифр* Фамилия: *шифр* Пол: женский Семейное положение: не замужем Дети: отсутствуют Возраст (формальный): 26 Возраст (биологический): 39 Звено: фиолетовое Ранг: идущие Статус: действительный Должность: рядовой Имя: *шифр* Фамилия: *шифр* Пол: мужской Семейное положение: не женат Дети: отсутствуют Возраст (формальный): 38 Возраст (биологический): 64 Звено: фиолетовое Ранг: идущие Статус: действительный Должность: командир группы I. День первый 1. Серый Я вообще-то добрый человек, но зверею, когда меня будят. Несвоевременная побудка — самое грубое вторжение в личную жизнь. Особенно тогда, когда делается таким варварским методом, как швыряние камней в окошко. Ну ладно, не камней — камешков. Маленьких речных голышей, которые, однако, запущены с должной меткостью, чтобы сбить с полки над моей лежанкой стоящую там папашину оловянную кружку. Любимую папашину оловянную кружку. Кошмар! Я вскакиваю, запутываясь в одеяле вялыми со сна ногами, и падаю на пол, к кружке, которая подкатывается мне под бок, ластясь, как холодное цилиндрическое животное. Пока я проверяю её, ощупывая, на предмет свежих вмятин и царапин, моё сердце стучит, будто я только что пробежал до реки и обратно. Но Разрубивший милостив — за исключением старых, всё по-прежнему. Фух… А то не сносить бы мне головы. — Глупая девчонка, — рычу я достаточно громко, чтобы меня услышал метатель камней. — Я отрежу твою косу и сожгу её на пустыре! В ответ на мои угрозы смеются. — Сначала поймай, задница! Звонкий у Лады смех — как апрельская капель. Из-за такого смеха на неё невозможно сердиться, как невозможно сердиться на весну. Но я упрямо удерживаю на лице разгневанную, как мне думается, гримасу и лезу на подоконник с твёрдо выраженным желанием надавать этой настырной девке по шее. — Задница! — приветствует Лада мою опухшую морду, показавшуюся в оконном проёме. — Ты и правда похож на задницу, Серый. Что у тебя с лицом? Плотный, уже налитый жаром утренний воздух толкает меня в лоб. Сегодня будет отличная погода. Я хочу сказать Ладе, что Посвящённой-младшей нельзя так ругаться, но вместо этого бурчу традиционное «доброе утро» и вываливаюсь наружу, прямо в траву, так и не выпутавшись из одеяла. Сворачиваюсь на росистых стеблях в клубок, демонстрируя своё желание вернуться в тот сонный туман, из которого меня грубо выдернули. Давлю на жалость. Дайте поспать… Девичья нога, обутая в неряшливый башмак, тычется мне под рёбра. Ворчу и изворачиваюсь, чтобы шутливо укусить Ладу за лодыжку. Она хохочет. — Серый, же ты задница, а не собака… Ну и здоров ты спать! Знаешь, сколько сейчас времени? А помнишь, о чем мы вчера договаривались? Помню. — Ты могла бы разбудить меня каким-нибудь другим способом. Более цивилизованным, что ли. Постучать в дверь… — И получить от твоего папаши? — Он не ночевал дома. Или… — Но я-то не знала. — … или залезть в окно и просто потрясти меня за плечо. Лада. Ты же девочка, в конце концов! — Нет. Я равк-оборотень. Вою в полнолуние и мочусь на поленницы, чтобы дрова в печи горели фиолетовым. — Фиолетовый? — всё ещё лежа на траве, приподнимаю голову из своего чуть подмокшего кокона. — Это что такое? — Как варенье из боярышника, — почуяв знакомую тему про цвета, она мигом меняет своё хулиганское настроение на терпеливое, учительское и усаживается рядом. Я слышу, как шуршит подол её юбки, когда Лада подбирает её под себя, и чувствую, как рассеянное тепло её тела принимает объём и придвигается, создавая ощущение маленькой жаровни. В карманах куртки что-то побрякивает. — Помнишь, такое сладкое-сладкое, густое, тягучее. Мы ели его в ноябре. Матери тогда тот старый пень, Костыль, принёс, чтобы она поворожила над его пчёлами о хорошей зимовке… — Ты же его стащила! — Да, — невозмутимо отвечает Лада. — Как обычно. — А потом у нас дико болели животы. — Да. Потому что можно было его, оказывается, только по ложечке в день, а не весь горшок сразу, как мы сожрали. Дальше? — Ага. — Ещё фиолетовый — перья на грудке у фазана. Фазан — птица — перья — длинные… ясно-ясно? Длинные, гладкие, заострённые. Будто упругие и мягкие лезвия странных ножей. Я держал фазанов в руках, — осенью их приносят охотники — поэтому киваю. — И зимний закат. Когда мрак съедает солнце. Я думаю. Фиолетовый — холодный, твёрдый, острый, но не режущий, ноябрь, увядание, скрытая враждебность. Густота и светопоглощение. Недружелюбный, но спокойный, если его не дёргать. Огонь такого свойства должен не гореть, а стыть. Значит, сидеть рядом с подобной печью будет неприятно и бестолково. — Ну, понял? — Понял. Ужас. Лада, не мочись на дрова, хорошо? Рядом всегда найдётся кустик, если вдруг будет совсем невтерпёж… Лада смеётся. — Не буду. Ты умеешь уговаривать. Вернее, твоя перепуганная рожа… Она помогает мне залезть на подоконник и забирается следом, затаскивая за собой одеяло, как добытую охотником шкуру, но в дом не заходит. Так и остается сидеть, свесив ноги и болтая ими, — слышу, как она постукивает пятками ботинок по стене. В этих звуках — нетерпение, поэтому я решаю поторопиться. В комнате я аккуратно пристраиваю кружку обратно на полку. Для этого приходится взять табурет, но я знаю, как правильно его ставить, — не дотаскивая до лежанки на полшага. Там, в дощатом полу, есть небольшие, протёртые за много лет выемки, как раз четыре, по одной на каждую ножку. Когда табурет попадает ножками в эти углубления, он чуть заметно вздрагивает и оседает. Это значит, что можно залезать. |