Онлайн книга «Готовность номер один. Шестьдесят лет спустя»
|
Как-то в конце очередного "дня ожидания погоды" кричит дежурный по полку: — Кто в театр, выходи к машине! Вышли мы с ребятами на крик, сели в полуторку и поехали с аэродрома в город. Билеты в кассе нам оставили заранее. Вошли гурьбой в фойе. Люди смотрят на нас с подчеркнутым вниманием. Мы в комбинезонах, унтах, будто с Северного полюса приехали. Хотя и была война, но люди в театр пришли прилично одетыми. Мы невольно сбились в кучу, прижались в уголке. Стоим. Женька Прохоров, как всегда, рассказывает какую-то смешную историю, а потом берет театральную программку и говорит: — Вот так, дорогие товарищи, прибыл, значит солдат с фронта, чтобы посмотреть "Фронт"… Ребята оживленно смеются. В тот вечер посмотрели мы пьесу А. Корнейчука "Фронт". Очень она нам всем понравилась. Мы были буквально взбудоражены этой злободневной и острой пьесой. На обратном пути и дома перед сном бурно обсуждали её, споря между собой и даже с автором. А в целом пьесу приняли: "Молодец, Корнейчук!" И уснули до предрассветного подъема и очередного выезда на аэродром. Проклятая погода! Сидим и никак не можем вырваться на равнину. Правда, эскадрилье майора Панина все же удалось перелететь через Терский хребет. Наши товарищи ведут успешные боевые действия. А мы каждый день, спозаранку уезжая на аэродром, надеемся последовать их примеру. И каждый вечер снова возвращаемся на полуторке домой, даже не расчехлив самолёты. В эти ненастные дни узнали мы фронтовую песенку композитора Табачникова "Давай закурим". Она сразу покорила нас своей искренностью и душевностью, мечтой о тех днях, когда наша Родина снова будет полностью освобождена от фашистской нечисти. Как только мы усаживались в грузовик и машина трогалась с места, обязательно кто-нибудь запевал: Дует теплый ветер, развезло дороги, И на Южном фронте оттепель опять… Особенно проникновенно с глубокой верой а правдивость и обязательность этих вещей слов мы подхватывали напев: Снова нас Одесса встретит как хозяев. Звезды Черноморья будут нам сиять… А до Одессы, Каховки и до города Николаева было ещё так далеко… Но тем сильнее звучала эта песня призывом бить врага беспощадно, скорее освобождать родную землю от ненавистных захватчиков. В канун нового, 1943 года полк получил ещё восемнадцать двухместных машин. А 3 января началось наступление наших войск на Северном Кавказе! Неделю спустя, с установлением летной погоды, мы были уже в освобожденном Моздоке. Сегодня мы рано ушли с аэродрома. Боевой задачи полку пока нет. Гвардии майор Зуб приказал лётчикам отдыхать, набираться сил к новым боям. Медленно идём по городу. Видны следы недавних боев. Особенно много разрушений вблизи железнодорожной станции. Однополчанин Иван Лупов вспоминает об этих днях: "Немецко-фашистские войска недолго продержались в Моздоке. Но свирепствовали они, как лютые звери. Перед самым уходом из города зверски расстреляли группу детей, женщин и стариков. Мы хоронили невинные жертвы. А когда возвратились с кладбища, капитан Лещинер сказал: — Фашистские палачи умертвили наших людей только за то, что они были советскими людьми. Ребята поклялись тогда жестоко отомстить врагу. И слово свое сдержали в очередных боевых вылетах на вражеские позиции". Наутро следующего дня, едва мы появились на аэродроме, — боевое задание. — Парой двухместных самолётов разведать автоколонну противника на участке дороги от станции Прохладное до Георгиевска и с бреющего полёта точно установить, где находятся наши войска и где противник. Командир полка назначил меня ведущим пары. Ведомый — Володя Ильин. Вместо воздушного стрелка со мной летит опытный штурман Тима Гуржий. Он ещё на самолёте СУ-2 был известен в полку как снайпер бомбометания. На его счету более полутора сотен боевых вылетов и не менее полсотни — ведущим группы. — Тима, — спрашиваю я, — сможем мы отличить наши войска от немцев? — Сможем, — без тени сомнения, слегка улыбаясь, отвечает он. — Как, по каким признакам? — обращаюсь я уже и к Тиме и к стоящему рядом Володе Ильину. — У наших шинели серые, а у немцев зеленые, — говорит Володя Ильин. Тима Гуржий добавляет: — Наш Ил-2 теперь уже хорошо знают и наши войска и немцы. Увидев нас, наши обычно стоят во весь рост и машут руками или шапками. А немцы разбегаются, как овцы, и прячутся, куда попало. — Начнут стрелять по нам, все сомнения исчезнут, — единодушно заключаем мы разговор и расходимся по самолётам. Руководствуясь этими признаками, мы действительно довольно легко установили точное местонахождение противника. Затем прошли немного на запад, за линию фронта. Севернее Георгиевска обнаружили большую колонну автомашин противника. — Поохотимся?! — кричит мне Тима. — Можно, отвечаю ему, делаю разворот, и наша пара устремляется в атаку. Почти одновременно вспыхивают два вражеских грузовика. Разворот, ещё атака! И снова удачно. Веселая работа. Ни зениток, ни истребителей противника. Под нами идут навстречу друг другу два бензовоза. Один из них зажигает Володя Ильин. Горящая машина остановилась поперек дороги, и в неё врезается встречный бензовоз. Взрыв, столб огня. Бензовозы горят. А мы снова и снова атакуем автоколонну. У меня кончились боеприпасы в пушках и пулемётах. Сброшены все восемь РСов. Кажется увлеклись немного… Патроны есть? — спрашиваю у Тимы Гуржия. — Немного оставил. — Идем домой! Разворот на 90 градусов. Володя Ильин на месте, молодец, парень! И вдруг Тима кричит: — Гости! — Какие гости? Где? — Два "мессера-109", справа вверху, уже заходят! — Что будем делать Тима? Снарядов — то у меня нет! — Будем уходить виражем, — отвечает Тима. Я кричу Ильину: — Володя, держись плотнее. Не отставай на вираже! — Понял, понял, — басит он в ответ. Немцы приближаются, вот-вот откроют огонь. Тима кричит: — Вираж! Закладываю глубокий вираж. Ухожу из-под прицела "мессеров". Короткий взгляд назад. Володя держится за мной. — "Худые" вышли из атаки, докладывает Тима, следя за "мессерами", — и набирают высоту. Ложимся на курс домой. А немцы снова приближаются и атакуют. И снова в критический момент команда Тимы: — Вираж! Так продолжается несколько раз. И всегда мы легко "надуваем" фрицев. Мы привыкли летать на бреющем полёте и можем уверенно делать глубокие виражи, едва не касаясь крылом земли. А им привычнее большая высота, на малой им опаснее: одно неверное движение и могут врезаться в землю. |