Онлайн книга «Пять ложек эликсира»
|
– Хорошо, – цедит он сквозь зубы. – Бывали-живали царь да царица… У царя, у царицы был один сын… Мнэ-э… Дурак, естественно… Кот с досадой выплевывает цветок и, топорща усы, потирает лоб когтистой лапой. – Пр-роклятый склероз, – говорит он. – Но ведь кое-что помню! «Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь – на обед, молодец – на ужин…» А дальше? – Кот делает фехтовальные движения. – Три головы долой, Иван вынимает три сердца и… и… – Плечи его поникают. Он глубоко вздыхает и поворачивает обратно к дубу. В лапах у него вдруг оказываются массивные гусли. – Кря-кря, мои деточки, – поет он, пощипывая струны. – Кря-кря, голубяточки! Я… мнэ-э-э… Я слезой вас отпаивала… Вернее, выпаивала… – Некоторое время он марширует молча, стуча по струнам, потом немузыкально кричит: – Сладок кус недоедала! – Прислоняет гусли к дубу и чешет задней лапой за ухом. – Труд, труд и труд! – провозглашает он. – Только труд! – Он снова закладывает лапы за спину и идет в сторону от дуба, бормоча: – Дошло до меня, о великий царь, что в славном городе Багдаде жил-был портной по имени… – Тут он встает на четвереньки, выгибает спину и злобно шипит, стуча лапой по лбу. – Вот с этими именами у меня особенно отвратительно! Абу… Али… н-ну, хорошо, скажем, Полуэкт… Голос его прерывается протяжным пронзительным скрипом и отдаленным рокочущим «Ко-о, ко-о, ко-о…». Изба вдруг начинает раскачиваться, как лодка на волнах, двор за окном сдвигается в сторону, а из-под окна вылезает и вонзается когтями в землю исполинская куриная нога – проводит в траве глубокие борозды и снова скрывается. «Ко-о, ко-о, ко-о» переходит в звук тормозящейся магнитофонной пленки и затем в пронзительный телефонный звонок. Саша сидит на полу рядом с диваном, запутавшись в простыне, и очумело вертит головой. Телефон в прихожей звенит беспрерывно. Саша наконец вскакивает, выбегает в прихожую и хватает трубку. – Алло! – хриплым со сна голосом говорит он. – Такси вызывали? – гнусаво осведомляется трубка. – Какое такси? – Это два-семнадцать-шестнадцать? – Н-не знаю… – Такси вызывали? – Нет… Не знаю… Откуда мне знать? В телефоне гудки отбоя. Саша вешает трубку, некоторое время с сомнением смотрит на телефон, потом возвращается в комнату и… остолбеневает на пороге. Диван исчез. На полу, там, где стоял диван, валяется постель. И больше ничего. Саша оторопело смотрит, потом осторожно подходит, нагибается и ощупывает и похлопывает ладонью то место, где стоял диван. – По-моему, я на нем спал, – говорит он вслух. – Даже приснилось что-то… Он подходит к окну, раздвигает занавески и выглядывает. Двор залит лунным светом и пуст. Тишина, храп за стеной, в отдалении лают собаки. Саша стоит у окна, растерянно теребя бороду. Резкий стук в наружную дверь заставляет его обернуться. Он снова выходит в прихожую, осторожно отодвигает засов. На крыльце перед ним стоит невысокий изящный человек в светлом коротком плаще и в огромном черном берете. Узкое длинное лицо, усы стрелками, выпуклые пристальные глаза. – Прошу прощения, Александр Иванович, – с достоинством произносит он, коснувшись берета двумя пальцами. – Я отниму у вас не больше двух минут. – Да-да… прошу… – растерянно говорит Саша, пропуская незнакомца в прихожую. Незнакомец делает движение пройти в комнату, но Саша поспешно заступает ему дорогу. – Извините, – лепечет он. – Может быть, здесь… А то у меня там, знаете, беспорядок… даже сесть толком негде… – Как негде? – Незнакомец резко поднимает брови. – А диван? Некоторое время они молча смотрят друг другу в глаза. – М-м-м… Что – диван? – шепотом спрашивает Саша. Незнакомец все смотрит на него, то высоко задирая, то низко опуская брови. – Ах вот как… – медленно произносит он наконец. – Понимаю. Жаль. Что ж, еще раз прошу прощения. Он снова прикладывает два пальца к берету и решительно направляется прямо к дверям уборной. – Куда вы? – бормочет Саша. – Вам не туда… Вам… – Ах, это безразлично, – говорит незнакомец, не оборачиваясь, и скрывается за дверью. Саша машинально зажигает ему свет. Стоит несколько секунд с обалделым видом, потом резко распахивает дверь. В уборной никого нет. Мерно покачивается фаянсовая ручка. Саша, пятясь задом, возвращается в свою комнату. – Стакана нет? – раздается за его спиной хриплый голос. Саша оборачивается. Верхом на скамье под зеркалом сидит какой-то тип в кепке, сдвинутой на правый глаз. Щетина. К нижней губе прилип окурок. – Стакана, говорю, нет? – повторяет тип. Саша молча трясет головой. – Значит, с горла будем, – оживляется тип. – Ну, давай. Саша подходит к нему и останавливается, выпятив челюсть. – А собственно, кто вы такой? – спрашивает он. – Что вам здесь надо? Тип обращает взор на то место, где раньше стоял диван. – Чего мне здесь надо, того уже здесь нету, – произносит он с сожалением. – Опоздал, понял? Надо понимать, Витек перехватил. Так шефу и доложим. – Он снова обращает глаза на Сашу. – Этого, значит, не держишь, – говорит он, щелкая себя по шее. – И красного тоже нет? Жаль. Обидел ты меня, друг. – Он глубоко запускает руку в зеркало и, оживившись, извлекает оттуда водочную бутылку. Встряхивает ее, смотрит на свет. Бутылка пуста. – А кто это там приходил? – спрашивает он, ставя бутылку на стол. – Не знаю, – отвечает Саша, следя за его действиями, как зачарованный. – В берете какой-то… Тип понимающе кивает. – Кристобаль Хозевич, значит. – Он снова запускает руку в зеркало. – Тоже, значит, опоздал. Во Витек дает… – Он сосредоточенно шарит в «зазеркалье» и бормочет: – Всех сделал. Шефа моего сделал, Кристобаля Хозевича – и того сделал… – Лицо его вновь озаряется, и на свет появляется еще одна бутылка, опять пустая. Тип ставит ее рядом с первой и несколько секунд любуется ими. – Это же надо – сколько старуха пьет! Как ни придешь, меньше чем две пустышки не бывает… А одеколона у тебя тоже нет? – спрашивает он без всякой надежды, вытягивая из кармана авоську. – Нет, – говорит Саша, наблюдая, как тип деловито укладывает бутылки в авоську. – А что здесь вообще происходит? Где диван? Куда это я вообще попал? На чем я теперь спать буду, черт подери? Тип вдруг вскакивает, сдергивает с головы кепочку и прячет руку с авоськой за спину. Лицо его принимает испуганно-почтительное выражение. – Пардон, – говорит он кому-то, глядя поверх Сашиного плеча. Саша оглядывается. У дверей, куда смотрит тип, никого нет. |