Онлайн книга «Механизмы радости»
|
Они перевели взгляд на последнего посетителя, который стоял один на краю выступа. Сделав знак товарищу, чтобы тот молчал, Роберт безмолвно подошел к платному посетителю и остановился сбоку, чуть позади. Это был мужчина лет под пятьдесят с энергичным загорелым лицом, ясными, добрыми, живыми глазами, узкими скулами, выразительным ртом. У него был такой вид, словно он в жизни немало путешествовал, не одну пустыню пересек в поисках заветного оазиса. Он напоминал одного из тех архитекторов, которые бродят среди строительного мусора подле своих творений, глядя, как железо, сталь, стекло взмывают кверху, заслоняя, заполняя свободный клочок неба. У него было лицо зодчего, глазам которого вдруг, мгновенно, простершись от горизонта до горизонта, предстало совершенное воплощение давней мечты. Внезапно, словно и не замечая стоящих рядом Уильяма и Роберта, незнакомец заговорил тихим, спокойным, задумчивым голосом. Он назвал то, что видел, высказал то, что чувствовал: В Ксанадупуре… – Что? – спросил Уильям. Незнакомец чуть улыбнулся и, не отрывая глаз от миража, стал негромко читать по памяти: В Ксанадупуре чудо-парк Велел устроить Кублай-хан. Там Альф, священная река, В пещерах долгих, как века, Текла в кромешный океан
[2]. Его голос укротил ветер, и ветер подул на стариков, так что они совсем присмирели. Десяток плодородных миль Властитель стенами обнес И башнями огородил. Ручьи змеистые журчали. Деревья ладан источали, И древний, словно горы, лес В зеленый лиственный навес Светила луч ловил. Уильям и Роберт смотрели на мираж и в золотой пыли видели все то, о чем говорил незнакомец: гроздья легендарных восточных минаретов, купола, стройные башенки, выросшие на волшебных посевах цветочной пыльцы из Гоби, россыпи запекшейся гальки на берегах благодатного Евфрата, Пальмира – еще не развалины, только-только построенная, свежей чеканки, не тронутая минувшими годами, вот окуталась дрожащим маревом, вот грозит совсем улететь… Видение озарило счастьем преобразившееся лицо незнакомца, и отзвучали последние слова: Поистине диковинное диво: Пещерный лед – и солнца переливы. Незнакомец смолк. И тишина в душе Боба и Уилла стала еще глубже. Незнакомец теребил дрожащими пальцами бумажник, глаза его увлажнились. – Спасибо, спасибо… – Вы уже заплатили, – напомнил Уильям. – Будь у меня еще, вы бы все получили. Он стиснул руку Уильяма, оставил в ней пятидолларовую бумажку, вошел в машину, в последний раз посмотрел на мираж, сел, включил мотор, не торопясь дал ему прогреться и укатил. Его лицо светилось, глаза излучали покой. Роберт, ошеломленный, сделал несколько шагов вслед за машиной. Вдруг Уильям взорвался, взмахнул руками, гикнул, щелкнул каблуками, закружился на месте. – Аллилуйя! Роскошная жизнь! Полная чаша! Ботиночки со скрипом! Загребай горстями! Но Роберт сказал: – А мне кажется, не надо… Уильям перестал плясать. – Что? Роберт пристально смотрел на пустыню. – Да разве ж этим завладеешь? Вон как далеко до него. Ну хорошо, мы подадим заявку на участок, но… Мы даже не знаем, что это такое. – Как не знаем: Нью-Йорк и… – Ты когда-нибудь бывал в Нью-Йорке? – Всегда мечтал. Никогда не бывал. – Всегда мечтал, никогда не бывал. – Роберт медленно кивнул. – Так и они. Слыхал: Париж. Рим. Лондон. Или этот, последний: Ксанадупур. Уилли, Уилли, да мы тут напали на такое… Удивительное, большое. Боюсь, мы только все испортим. – Постой, но ведь мы же никому не запрещаем, верно? – Почем ты знаешь? Может быть, четвертак кому-то и не по карману. Не годится это – тут сама природа, а мы со своими правилами. Погляди и скажи, что я не прав. Уильям поглядел. Теперь город был похож на тот самый первый город в его жизни, который он увидел, когда мать однажды утром повезла его с собой на поезде, и они ехали по зеленому степному ковру, и вот впереди, крыша за крышей, башня за башней, над краем земли стал подниматься город, испытующе глядя на него, следя, как он подъезжает все ближе. Город – такой невиданный, такой новый, такой старый, такой устрашающий, такой чудесный… – По-моему, – сказал Роберт, – оставим себе на бензин, сколько на неделю надо, а остальные деньги положим в первую же церковную кружку. Этот мираж, он как чистый родник: пейте, кому хочется. Умный человек зачерпнет кружку, освежит холодком горло в жару и поедет дальше. А если мы останемся да начнем плотины ставить, чтобы вся вода только нам… Уильям, глядя вдаль сквозь шуршащие вихри пыли, попытался смириться, согласиться: – Раз ты так говоришь… – Не я. Весь здешний край говорит. – А вот я скажу другое! Они подскочили и обернулись. На косогоре над дорогой стоял мотоцикл. А на нем, в радужных пятнах бензина, в огромных очках, с коркой грязи на щетинистых щеках – ну конечно, старый знакомый, все та же заносчивость, то же неистощимое высокомерие. – Нед Хоппер! Нед Хоппер улыбнулся своей самой ядовито-благожелательной улыбкой, отпустил тормоза и съехал вниз, к своим старым друзьям. – Ты… – произнес Роберт. – Я! Я! Я! – Громко смеясь, запрокинув голову, Нед Хоппер трижды стукнул по кнопке сигнала. – Я! – Тихо! – вскричал Роберт. – Разобьешь, это же как зеркало. – Что как зеркало? Уильям, зараженный тревогой Роберта, беспокойно посмотрел на горизонт над пустыней. Мираж затрепетал, задрожал, затуманился – и снова гобеленом повис в воздухе. – Ничего не вижу! Признавайтесь, что вы тут затеяли, ребята? – Нед уставился на испещренную следами землю. – Я двадцать миль отмахал, нет как нет, только потом смекнул, что вы где-то позади притаились. Э, говорю себе, разве так поступают старые друзья, которые в сорок седьмом навели меня на золотую жилу, а в пятьдесят пятом осчастливили этим мотоциклом. Сколько лет выручаем друг друга, и вдруг какие-то секреты от старины Неда. И я повернул назад. Полдня вон с той горы за вами следил. – Нед приподнял бинокль, висевший на его промасленной куртке. – Я ведь умею читать по губам, вы не знали? Точно! Видел, как сюда заскакивали все эти машины, видел денежки. Да у вас тут настоящий театр! |