Онлайн книга «Фанзолушка»
|
У меня пересыхает во рту. – Но ты ведь знала, – я сказала, что я ничего не скажу, если… – Хватит меня шантажировать! – кричит она, хлопая ладонями по ручкам кресла. – Где оно? Я оглушенно поднимаюсь. – Где что? – Сама знаешь что! Это ты его взяла. Сама знаешь, что это ты. Так где оно? – Где что? – Не строй из себя дурочку! – Она слезает со стула. – Не знаю, о чем ты говоришь! – Платье, – шипит она. Никогда в жизни я не видела ее такой злой. – Куда ты его засунула-то? Думаешь сама его надеть? Не смеши меня. Мой взгляд останавливается на сумке, брошенной рядом с кроватью. Она подбегает к ней, я быстро хватаю лямку, не хочу отпускать, но Хлоя слишком шустрая. – И что здесь? – она издает победный клич. – Хватит, там ничего нет! – Я бросаюсь за сумкой, но она отскакивает, расстегивает молнию, хватает ткань и вытаскивает из сумки. Я замираю в ужасе. Боже, боже мой. Она знает, теперь она все знает. Удивление быстро трансформируется в ярость, она вертит в руках ткань. – Ничего себе, – она снова смотрит на меня. – Ты собиралась участвовать? – Я не… – У меня сжимается горло. – Собиралась! Ты собиралась участвовать! И взяла второе платье, чтобы мы не смогли победить. Ну и лузер же ты. Боже, до чего же ты жалкая. Что-то во мне обрывается. Может быть, потому, что она назвала меня жалкой, и за то, что я хотела участвовать. Или потому, что ее когти впились в китель моего папы, словно это дешевый костюм на Хеллоуин. А может быть, этот ее насмешливый взгляд, напоминающий мне тот день прошлым летом, когда я наконец осознала, что люди не добры и добрых людей вообще не бывает. Что все врут, а мое сердце – всего лишь жетон, и эта вселенная в Черной Туманности. В безнадежной, жуткой вселенной. Где никто не хочет оставаться. Я бросаюсь к ней, хватаю куртку за воротник. – Верни! Он не твой! – Но и не твой! – Хлоя отстраняется от меня. Воротник выскальзывает у меня из рук. – Он был в нашем доме, значит, он наш! – Ваш? – рыдаю я. – Ничто из этого никогда не было вашим! Я хватаюсь за рукав и тяну его на себя. Он сопротивляется, пытаясь вывернуть ткань, тут что-то рвется и выскальзывает у меня из рук. Услышав это, я роняю рукав, словно обжегшись, смотрю на него. Нет, нет, только не это. – Ой, – бормочет Хлоя, роняя куртку. – Дешевый мусор. Я собираю детали и прижимаю все к груди. Страстно хочу, чтобы все снова стало целым. – Подожди-ка секунду, – она поворачивается. – Если ты собиралась на конвент, значит, у тебя есть пропуск, верно? У меня холодеют жилы. Я трясусь. – Да, конечно, есть. – Она сдирает плакат со стены, он сходит полосами. – Упс, не здесь. А может, здесь. Она сбивает рамку с крючка, открывает ящики, вываливает одежду на пол. Я наблюдаю за ней, все еще трясусь, все еще обнимаю себя руками, потому что не хочу отпустить китель. Мой прекрасный уничтоженный китель папы. – Хм, и куда ты их положила? – Хлоя поворачивается и замечает плакат, видит, как я бледнею, снова смотрит на плакат и срывает его со стены. За ним, засунув руку под рамку, находит мои пропуска на конвент. Я подпрыгиваю. – Верни! – А иначе что? Побежишь жаловаться маме? – дразнится она и видит худшее: мои сбережения, перехваченные резинкой, и автобусные билеты в Атланту. – А это еще что? – Ее голос звучит особенно радостно. – Билеты на «Грейхаунд»? Какая прелесть. Ой, нет. Упс. Одним легким движением она рвет их надвое. А потом еще надвое, и еще, и еще, пока билеты, невозвратные билеты, по которым Сейдж и я должны были уехать в 6:30 утра, не превратились в горстку конфетти. – Вот теперь отлично, а мы просто купим костюм получше. Спасибо. – Она берет связку банкнот и сует их в карман. – Вы не можете. – У меня садится голос. – Вы не можете, иначе я… – Иначе ты что? – ухмыляется Хлоя. – Иначе я расскажу Кэтрин, что вы едете на конвент. Она вам не позволит. Я прослежу, чтобы она вас не пустила. – Я крепче прижимаю к себе китель папы. – Я… я… Я никогда еще не противилась Хлое. Никогда не угрожала ей. Никогда в жизни. В какой-то момент она удивлена, что я рискнула. Потом моргает, ее лицо приобретает бесчувственное выражение так хорошо мне знакомое. Именно так она выглядела прошлым летом, когда спросила, с чего я взяла, будто нравлюсь Джеймсу, и как я могла настолько неправильно понять его доброту. Когда она выставила меня всеобщим посмешищем. Когда ответы все время вертелись у меня на кончике языка. Но все ерунда по сравнению с этим. То была лишь разминка? А вот теперь у нее мои билеты на конвент, все мои сбережения, платье моей мамы. Ведь у нее же должно быть платье моей мамы, где еще ему быть? У Хлои все, что мне когда-либо хотелось иметь. – Что ты сделаешь? – Она наступает на кучку из одежды, разбросанной по полу. – Если расскажешь маме, то и я ей расскажу все. Как, ты думаешь, она отреагирует, узнав, что ее падчерица гуляет с наркоманкой? – Сейдж не… – Или прогуливает работу? – Я не прогуливаю! – А кто тебе поверит? Ты ничто, Даниэлль. Ты никто. И никогда никем не станешь. Ни одно глупое платье этого не изменит. Ты всегда будешь чудачкой без друзей, чей папа умер. Она толкает меня свободной рукой в плечо. Я отшатываюсь назад, пытаюсь поймать равновесие, но падаю прямо на мой мешок. Мешок, в котором осталась только прекрасная корона, которую смастерила Сейдж. Раздается громкий треск, у меня сердце уходит в пятки. – Хлоя! Каллиопа! Я дома! – кричит Кэтрин от входной двери. Хлоя усмехается. – Уже иду! – отвечает она, перебрасывает волосы за спину и выходит из моей комнаты. Я медленно поднимаюсь, но все уже сделано. Мне даже не надо открывать мешок, чтобы знать, что я увижу внутри. Но все равно его открываю. Корона, на создание которой Сейдж потратила много часов, в осколках лежит на дне мешка. Я поднимаю несколько осколков, они хрустят между пальцами. В горле встает ком. За дверью раздаются шаги. Я поднимаю глаза как раз вовремя. Калли заглядывает в дверь. – Элль, – робко начинает она и ахает. – Боже мой, что тут случилось? Я сворачиваюсь калачиком, мечтаю, чтобы Черная Туманность поглотила меня, забрала отсюда. Крепко сжимаю глаза, горячие слезы обжигают щеки. Я хочу уйти, не хочу больше существовать. – Элль? |