Книга Ты слышишь нашу музыку?, страница 74 – Аньес Мартен-Люган

Он расхохотался, откинув назад голову:

— Бедная моя Вера, ты, значит, не догадалась! Какие мои дочери?! У меня их нет.

— Как?

— Я знал, что проще завоевать твое доверие, если ты будешь считать меня отцом семейства. Еще лучше, если я сыграю роль разведенного отца, растерянного, тоскующего по своим детям. Достаточно было выставить на видном месте фотографии дочерей женщины, с которой у меня была связь несколько лет назад, — и дело сделано. Я всегда догадывался, что эти снимки мне пригодятся. Если хочешь знать, я вообще никогда не был женат…

Он гордился собой, своей ложью, злом, которое творил…

— Ты — просто дьявол во плоти!

— Как мило, Янис мне сказал ровно то же самое. Мне с трудом удалось сесть, я скорчилась на другом краю дивана, как можно дальше от него. Меня трясло. И все же, собрав все силы, я не отводила глаз, продолжая смотреть в лицо этому циничному чудовищу.

— Зачем? — спросила я его в конце концов и не узнала собственный голос.

— Зачем?.. Да затем что Янис — тот, кем я всегда хотел быть.

— Если ты хочешь быть как он, стань для начала порядочным человеком.

— Ну вот, сразу громкие слова! Стань порядочным человеком… Но этого-то я как раз и не умею, Вера.

— Думаю, ты плохо старался.

— Да какая разница! — раздраженно возразил он.

— Послушай, Тристан, вот что ты должен понять. Да, ради Яниса я тебе уступлю, ты сможешь «взять» меня, как ты выразился, я не буду сопротивляться, потому что для меня нет ничего и никого важнее, чем он. Но знай, что я принадлежу и буду принадлежать до конца моих дней только ему.

Его челюсти сжались.

— Если для того, чтобы спасти Яниса, сделать так, чтобы он и дальше хоть как-то существовал, я должна буду пожертвовать собой, я сделаю это. Но тебе достанется мертвое тело, пустая оболочка, и ты никогда не станешь Янисом. Его жизнь тебе не получить. Потому что я больше никогда не буду счастливой, и дети тоже. Янис — наше дыхание, наша энергия, наш свет, а ты станешь нашим мраком, нашим адом.

Взгляд Тристана помутнел, мне показалось, что он растерялся. Неужели он утрачивает свой легендарный самоконтроль?

— Со мной вы будете так же счастливы, как с ним. Я все буду делать, как он. — Это прозвучало жалко. — Вы постепенно привыкнете.

— Нет, ты ошибаешься, тебе не удастся, — жестко возразила я. — Вспоминая последние недели, я вижу, что ты пытался поступать, как он, быть им, но у тебя ничего не вышло. Неужели ты готов утверждать, что мы с детьми были счастливы, были самими собой после расставания с Янисом?

Он оцепенел.

— Вспомни, — продолжала я, — тот первый раз, когда ты увидел нас всех вместе здесь, в этой комнате.

На его лице проступила боль.

— Я и раньше видел вас, — перебил он меня.

— Когда?

На какие-то секунды Тристан ушел в себя, и его губы сложились в грустную улыбку, до этого вечера совершенно немыслимую.

— За несколько недель до ужина у вас в гостях, в тот день, когда моя жизнь пошла под откос, в день знакомства с Янисом. Я встретил вас, тебя и детей, перед архитектурным бюро твоего брата, а вы даже не заметили меня. Я и так был под мощным впечатлением от Яниса, а вы меня добили. Я проследил за вами до самого офиса, а потом долго, спрятавшись, наблюдал и понял, что отныне наши жизни связаны. Янис стал моим наваждением, вы все — мое наваждение, смертельная болезнь, которая непрерывно гложет меня, не отпуская ни на миг.

Я была в ужасе от того, что услышала, от его слов, которые он произносил зажмурившись и сопровождая ударами кулака по лбу, по вискам. Вдруг он почти успокоился и снова повернулся ко мне.

— Примерно как музыка, которая звучит в голове, — с иронией добавил он.

Он норовил испачкать все, даже самые интимные, самые дорогие нам слова.

— Оставь нас, пожалуйста, в покое. Уйди из нашей жизни.

— А деньги?

— Мы продадим квартиру, мы отдадим тебе все, я готова спать под мостом, лишь бы только ты исчез и забыл о нас.

Я постаралась, чтобы мой голос звучал максимально уверенно. Решение было принято: уже завтра мы выставим нашу квартиру на продажу. То, что сделано руками Яниса, спасет нас от Тристана. В это мгновение он как будто пошатнулся. Потом двинулся ко мне, его высокая, худая, зловещая фигура скользила совсем бесшумно. У меня не осталось больше ни храбрости, ни сил, чтобы бороться с ним. Неужели он потребует свое прямо сейчас? Когда он остановился передо мной, я подняла к нему умоляющий взгляд, он пристально смотрел на меня, в его глазах читалось смятение, рука, которой он отбросил прядь с моего лба, была холодной, ее сводили судороги. Я напряглась.

— Я никогда вас не забуду, Вера.

Он попятился, выключил свет и исчез. Входная дверь закрылась без единого звука. Я осталась одна, в полумраке, и сидела не шевелясь, снова и снова прокручивая его последнюю фразу.

Янис

Нет, несколько месяцев нам, несомненно, не продержаться, это очевидно. Я психовал от того, что раньше не подумал о своей берлоге.

— Я помогу тебе, — предельно серьезным голосом произнес Люк.

— Ты и так уже много сделал, раскрыв его грандиозное мошенничество, а что еще ты можешь сделать, не вижу.

— Послушай, Янис, не будь я так настроен против тебя, ничего бы этого не случилось и ты продолжал бы сейчас работать со мной. — Он помолчал, внимательно изучая меня, хмыкнул и добавил: — Или не продолжал бы…

Я засмеялся в ответ.

— Во всем, что касается работы, тебе можно полностью доверять, и вопреки тому, что я говорил раньше, у меня есть неопровержимые доказательства этого. Тебе просто не хватает человека, чтобы вести бухгалтерию. Кстати, могу научить, если захочешь.

— К чему ты клонишь?

— Мы завтра же пойдем вдвоем в твой банк и дождемся приема консультанта. Ты аннулируешь доверенность на имя Тристана. А я буду твоим гарантом до тех пор, пока ты не продашь берлогу, даже если мне придется для этого оставить им в залог свою фирму.

— Нет! Не может быть и речи! Как я могу просить тебя о таком?

— Ты меня ни о чем не просил, я сам предложил, а это совсем другое дело. Дальше наступит твоя очередь действовать и продолжать начатое.

— Но…

— Так все и сделаем, это даже не обсуждается.

Люк встал с дивана, потянулся, взял пальто.

— Уходишь?

— Да, пора домой, Шарлотта наверняка недоумевает, чем мы тут занимаемся. А перед тем как лечь, я подготовлю все бумаги на завтра. Встречаемся в десять утра у входа в банк, годится?

— М-м-м… да, — растерянно выдавил я.