Книга Русская мышеловка, страница 37 – Марина Серова

Тильда во все глаза смотрела на мать.

— Альдо Гримальди подобрал меня год спустя. Я уже успела опуститься достаточно глубоко, но все еще сохраняла юношескую свежесть. Да, Альдо?

Полная статная певица и лысый коротышка улыбнулись друг другу через всю комнату.

— Я работала на студии «Феличита-Рома» три года, с 1986-го по 1989-й. И ушла, только когда поняла, что жду ребенка. Ты родилась в девяностом. Мне не хотелось, чтобы ты когда-нибудь узнала о моем прошлом. Кстати, именно Альдо заметил, что у меня есть голос, что мне надо учиться. Первое время он посылал мне деньги, а потом я сама разорвала последнюю связь между нами.

— Бессмысленно пытаться убежать от прошлого, — пробормотал Гримальди. — Оно настигнет везде. Мое прошлое догнало меня в горах Швейцарии.

Тильда повернулась к «арийцам» и довольно злобно спросила:

— А вы откуда столько знаете о делах моего отца? Кто вы вообще такие? И вас-то что привело в «Шварцберг»?

С места поднялся австралиец — тот, что с разбитым носом. Прижав руку к сердцу, будто прося прощения за то, что Тильде придется услышать, блондин проговорил:

— Мы владеем студией по производству эротического кино.

— Да ладно, — с сомнением проговорила я, — не слишком разбираюсь в этом деле, но, по-моему, сейчас все порно исключительно в Интернете. Набираешь в поиске… в общем, не важно. И тебе выдают миллион ссылок.

— То, о чем вы говорите, дешевый низкопробный жанр, — поджал губы итальянец. — Бросающий позорную тень на весь жанр эротического кино. Лучшие образцы которого снял, безусловно, синьор Гримальди Второй.

— Значит, это вы снимаете всю эту мерзость! — раздула ноздри Тамара Вострецова. — И ту, где бабы с бабами, и эту, где один с тремя кувыркается.

— Вижу, вы иногда позволяете себе посмотреть что-то «горячее», — ухмыльнулся итальянец.

— Я? — вскипела моралистка из Сургута. — Да никогда! Как вы могли такое про меня подумать?

— Не нужно стесняться, — подал голос последний из этой троицы. — Я вас уверяю, эротическое кино хотя бы иногда смотрит каждый человек старше восемнадцати.

— А те, кто младше, смотрят его постоянно, — ввернула я ядовитую фразу.

Укоризненные взгляды «арийцев» обратились в мою сторону.

— Значит, вы владельцы студии по производству… э-э, эротического кино, — подвела я итог. — Значит, именно вам мы обязаны потоком непристойного видеоряда.

— Вы напрасно иронизируете, — вскинул подбородок итальянец. — Мы стараемся сохранить жанр от окончательного падения. Пытаемся создавать маленькие шедевры, прививать людям тягу к красоте…

— Положим, большинству и прививать не надо. Сами тянутся, только отгоняй, — хмыкнула я. — А вы что же, эти маленькие шедевры в жанре «дас ист фантастиш» сами создаете? Или, может быть, в них снимаетесь?

На эту мысль меня навела несколько кукольная красота молодых мужчин и их поразительное сходство. Не то чтобы они были похожи как братья, скорее все трое принадлежали к одному типажу.

«Арийцы» переглянулись. Третий ответил за всех:

— Да, вы угадали — в прошлом все мы актеры. Но вот уже несколько лет мы владельцы студии. Именно этим вызван наш интерес к господину Гримальди.

— Вы хотите, чтобы он вернулся, так сказать, в кинематограф? — удивилась я.

— Мы хотии всего лишь посмотреть некоторые из его шедевров, — потупился итальянец.

— Если уж совсем начистоту, то мы мечтаем сделать римейки его знаменитых картин — «Сицилийская олива», «Похищение сабинянок», «Гарем».

Сам Гримальди скромно помалкивал.

— Понимаете, мы никогда не видели этих фильмов, только слышали о них. В девяностом году студия «Феличита-Рома» закрылась навсегда.

— Очевидно, синьор Гримальди Второй осознал безнравственность того, что делал? — предположила я.

Альдо слегка ухмыльнулся в усы и покачал головой:

— Ничего подобного. До сих пор не вижу ничего плохого. Эротика — такая же часть жизни, как, скажем, пищеварение. Говорить об этом не принято, но попробуйте обойтись без него. Я закрыл студию потому, что она перестала приносить доход. Наступила эра видео, и кино быстро сдавало позиции. Снимать конвейером я не хотел, поэтому переключился на торговлю автомобилями. Вот это был бизнес! Через три года я уже мог себе позволить купить «Шварцберг». И вдруг сюда заявляются эти парни и начинают терроризировать меня.

Альдо кивнул на белокурую троицу.

— Они вам угрожали? — нахмурилась я.

— Они мне надоедали, — пожаловался Гримальди. — Для меня все это в прошлом. Приятно иногда вспомнить, но возвращаться к этому я не намерен.

— Мы всего лишь хотели посмотреть на ваши шедевры, мастер, — почтительно склонил голову итальянец.

— Вы всего лишь хотели содрать сюжеты моих картин для своей низкопробной продукции, — поморщился Альдо. — Откуда только вы про них узнали!

— Нам рассказал наш учитель, синьор Джанини. Он работал на вашей студии в пору ее расцвета, — признался третий блондин.

— Кто? Джанини? Такой, с нервным тиком? — припомнил Альдо. — Да он у меня был помощником второго режиссера. Мелкая сошка. И неудачник вдобавок.

— Не стоит так отзываться о человеке, который научил нас всему, что мы знаем, — укоризненно произнес австралиец.

— Не многому вы могли научиться от этого типа, — хмыкнул Гримальди. — И что он вам наплел о моих фильмах?

— Он пересказал сюжеты, — слегка смутился третий блондин, — но синьор Джанини был уже стар, память не та, мысли путались. Так что самым важным из того, что мы от него узнали, был рассказ о коллекции. О вашей коллекции фильмов, маэстро.

— Тех, которые хранятся у вас в секретном, специально оборудованном месте, — итальянец обвел взглядом маленький кинозал. — Джанини сказал, что вы сохранили все копии, но никому их не показываете.

— И мы просто мечтали увидеть их, — вздохнул австралиец.

— Когда вы нам отказали, мы решили самостоятельно разыскать хранилище и получить доступ к вашим шедеврам.

Альдо принялся втолковывать фанатам жанра про авторские права — похоже, те были не сильны в этом вопросе. А я повнимательнее присмотрелась к Тильде — кажется, девушке было не по себе. Причем я сомневалась, что ее недомогание связано с семейными тайнами.

— Мама, мне плохо, — трясясь в ознобе и лязгая зубами, вдруг простонала Матильда.

— Простите, нам нужна помощь, — обратилась к охранникам Сильвана Фаринелли.

Хромой подошел к Тильде, которая скорчилась в кресле, приподнял ее бледное лицо громадной ручищей и оскалил зубы:

— Ага, помощь. Доза твоей девчонке нужна, и все дела.

Тильду вырвало на пол.