Онлайн книга «Цепной пес самодержавия»
|
– Вы все сделали правильно. Как зовут? – Степан… Рядовой Кувалдин, ваше благородие! – Отметим тебя, рядовой. И твоего товарища. – Рады стараться, ваше благородие! – Отнесите его на склад и возвращайтесь на пост, – с этими словами я развернулся и пошел к пепелищу. Там горело множество фонарей, стонали раненые, перекликались солдаты, были слышны команды. Уже подходя, увидел, как в сторону складов пробежало несколько солдат. Возле начавшего разгораться костра я увидел три мертвых тела. Два жандарма и молодой парень с искаженным предсмертной мукой лицом. Не успел я отвести от них глаз, как услышал протяжный стон и чей-то негромкий голос произнес: – Ваше благородие, чуточку потерпите. Сейчас дохтур придет. Ко мне подошел Пашутин: – Что там? – Часовой на посту, по фамилии Кувалдин, убил боевика. – Кувалдин. Запомню. Идем, кое-что покажу. – Погоди, – я кивнул головой в сторону снова прозвучавшего стона. – Ротмистр? – Он. Дурак. Вместо того чтобы выжидать, решил героя изобразить, ну и полез с двумя жандармами искать ход в подвал. Вот и нарвался на бомбу. Хитро придумали, сволочи. Бомба рванет, суматоха начнется, а они тем временем в бега подадутся. – Жить будет? – Не знаю. Глаз вытек, а на лице живого места нет. Ладно, пошли к их берлоге. Мы подошли к чудом сохранившемуся углу сгоревших конюшен. Среди обломков обгоревших бревен за откинутой крышкой люка темнел провал в земле. Над ним сейчас стоял подпоручик в окружении троих солдат, державших на вытянутых руках фонари, и вглядывался в темноту. – Ну и что там? – спросил я, подходя к офицеру. Тот выпрямился, затем повернулся ко мне: – Считаю, что нужно вызвать саперов. Один раз рвануло, так и второй раз рвануть сможет. – Осторожность не повредит, – согласился я с ним, затем отошел в сторону. Ко мне подошел подполковник. Даже слабого света хватало, чтобы увидеть злость и неудовольствие на его лице. Погибли люди. Есть раненые. Пусть даже в этом больше вина ротмистра, но ответственности с Пашутина, как старшего, никто не снимал. К тому же было видно, что он сердцем переживает за гибель людей. – Есть еще раненые? – спросил я его и тут же увидел, как Пашутин нахмурился. – Два солдата и жандарм. Осколочные ранения и пуля в плече. – Так мы всех взяли? – А я знаю?! – зло буркнул в ответ подполковник. – Два трупа. Двоих ты ранил. Допросим их – будем знать. – И чего мы ждем? – Когда их в чувство приведут. Несколько минут мы простояли в ожидании, пока двое жандармов не притащили одного из пленных боевиков. – Очнулся? – спросил одного из конвоиров подполковник. – Так точно, ваше высокоблагородие! Даже дергаться пытался! Я вгляделся в его лицо, и оно мне почему-то показалось знакомым. Не выдержав моего взгляда, боевик отвернулся и стал смотреть куда-то за мое плечо. – Дайте сюда фонарь, – попросил я. Пашутин посмотрел на меня, но ничего не сказал. Подошел солдат с фонарем. – Свети ему в лицо! Минуты мне хватило, чтобы разгадать загадку, и я довольно усмехнулся. – Похоже, одну… нет, даже две загадки я решил. – Может, в таком случае поделишься? – спросил меня все еще недовольным голосом Пашутин. Правда, сейчас в нем немало было и любопытства. Услышав мои слова, к нам подошел подпоручик и вежливо спросил: – Я не буду лишним, господа? – Тут нет никакой тайны. Вы слышали, что на складе убили жандарма? – Да. Краем уха. И что сторож сбежал, тоже слышал. – Этот парень, что стоит перед вами, прямой родственник сторожа по фамилии Пешков. Он был глазами, а заодно охраной этих уголовников. Посматривал по сторонам: нет ли кругом подозрительных людей. Еду приносил, газеты, рассказывал о том, что делается в городе. Думаю, это он в свое время нашел подвал, после чего сообщил о нем своему родственнику, а тот, я так понимаю, рассказал Арону. Так и появилось у них тайное место. За это сторож имел хорошие деньги и не интересовался их делами, пока здесь не появились мы. Стоило ему узнать, что те не просто грабители, а цареубийцы, сразу сообразил, что ему теперь прямая дорога на виселицу. Терять ему было нечего, и он пошел на убийство. Кладовщик, мне так думается, просто испугался и сбежал. Пока это все. Пашутин, до этого стоящий в стороне и внимательно меня слушавший, сделал несколько быстрых шагов к боевику и какое-то время зло и цепко смотрел тому прямо в лицо. – Ты Пешков?! Отвечай! – Убью, сволочь полицейская!! – Лицо боевика исказилось в дикой злобе, и он рванулся из рук жандармов, но те, сноровисто заломив ему руки, заставили опуститься на колени. – Загрызу!! Горло порву!! – продолжал орать и рваться из рук конвоиров Пешков. Подполковник, не обращая внимания на дикие вопли, с брезгливостью провел перчатками, которые держал в руке, по гладко выбритой щеке и подбородку. – Оплевал, мерзавец, – пожаловался он, потом повернулся к разгоревшемуся костру, вокруг которого начали собираться солдаты и жандармы, и крикнул: – Унтер-офицер Муховец, ко мне! Когда жандарм вытянулся перед ним, подполковник сказал: – Поедешь в управление с моим устным приказом. Передашь дежурному: срочно отыскать купца Стопкина и узнать все про сторожа Николая Пешкова и кладовщика Сидора Малого. – Запомнил, ваше высокоблагородие! Купец Стопкин, Николай Пешков, Сидор Малой! – Молодец. Как только у купца возьмут их адреса, пусть сразу отправят туда наряды. Брать всех! И в управление, на допрос! Вопросы есть? – Никак нет, ваше высокоблагородие! Разрешите идти?! – Иди! Неожиданно раздался топот ног и голоса. Бросив взгляд, я увидел подходивших двух военных фельдшеров и солдат с носилками. Врачи прибыли вместе с армейским взводом, но до этого времени сидели в санитарной карете, стоявшей за складами. Пашутин с минуту смотрел, как врачи осматривают раненых, потом сказал жандармам, держащим боевика: – Этого увести. Глаз с него не спускать. И давайте следующего. Когда жандармы поставили перед Пашутиным второго боевика, тот оглядел нас и криво усмехнулся. Расстегнутая теплая куртка, из-под которой виднелась синяя косоворотка, широкие штаны, заправленные в сапоги. Обычное лицо. Русые волосы. Стандартный вид рабочего с окраины. Вот только взгляд у него был, как у матерого волка, злобный, тяжелый, кровожадный. – Ты Арон? Ответом было презрительное молчание. – Отпустите его, – обратился я к его конвоирам. |