Книга Блюститель. Рассказы, повесть, страница 49 – Сергей Кузнечихин

— И это животное называется благородным? — бормотал Михаил. — Что же тогда остается неблагородным?

Ночью он несколько раз поднимался и, сходив куда надо, подолгу лежал с открытыми глазами, медленно засыпая, потом так же медленно и незаметно просыпался, а к обеду встал хмурый и разбитый, с отвращением посмотрел на остатки вчерашней рыбины и засобирался в столовую, решив, что нужно больше двигаться, а не валяться в ожидании Антипова.

Пропуская выруливающий с остановки «Икарус», Михаил посторонился и увидел бегущую женщину. Она кричала водителю, просила остановиться и отчаянно частила ногами, пытаясь добежать до кабины. И все-таки не догнала, запнувшись, упала на дорогу. Михаил помог ей подняться.

— Спасибо.

— Разве так можно? — Он увидел, что она совсем девчонка, и продолжал уже наставительным тоном: — Чуть не расшиблась из-за какого-то автобуса?!

— Уж лучше бы расшиблась! Столько старалась, столько искала это лекарство — и все зря.

— Зачем так расстраиваться?

— Да мама у меня болеет. Земляк обещал отвезти посылку, — она кивнула на сумку, — а я, растяпа…

— На следующем отвезешь.

— Следующий к поезду не успевает. Ну почему я такая! — Она обхватила дерево и снова заплакала.

— Подожди. Стой здесь. Я сейчас. Догоним твой автобус. — Отбежав несколько шагов, он оглянулся и погрозил: — только смотри не уходи, я скоро…

Михаил долго не размышлял, что делать. На руднике жил Васькин дядька, Анатолий, — хороший мужик, выпивоха и песельник, — мотоцикла он не пожалеет.

Мотоцикл стоял около сарая. Здесь же, в ограде, играл со щенком сын Анатолия, имя которого вылетело у Михаила из головы.

— Где отец?

— А где Васька? — мальчишка узнал Михаила.

— В городе. А отец где?

— На работе.

— А мать?

— На работе.

Щенок с разбегу ударился в ногу. Михаил поднял его на руки и погладил.

— Мотоцикл нужно, дядя Вася просил.

— Папка заругает…

— А ты скажи, что дяде Васе позарез нужно было.

— Он и Ваську заругает.

— Мы с ним как-нибудь договоримся, скажи ему, что вечером вернусь. Где шлем?

— А меня возьми с собой.

— Некогда, вечером покатаю, а из города наган привезу…

— А что такое — шлем?

— Ну каска! — Михаил раздраженно постучал по голове.

— А почему ты ее «шлем» зовешь? — мальчишка приподнял брезентовый полог коляски. — Вот они. Наган водяной нужен.

Ключа у мальчишки, конечно, не было. Пришлось соединять зажигание напрямую.

Девушка так и стояла около дерева.

— Заждалась?

— Я не ждала. Плакала, как дура.

— Ладно, поехали. Лезь в коляску и держи крепче

свои лекарства.

— А успеем?

— Успеем. Никуда не денется твой земляк. Поехали!

Теперь оставалось самое простое — догнать автобус, остановить и пересадить в него девчонку. Через двадцать километров, а может, и раньше, водитель «Икаруса» увидит его спину. Прекрасный мотоцикл. Вот и перекресток, на котором его выкинул Паршин. Выгнать из артели аса и оставить Паршина! Вожжи ему от пожилой клячи, а не баранку держать. В селе на полуторке навоз развозить.

Какой упругий ветер.

Девушка притихла в коляске, до шеи прикрытая брезентовым пологом, она изредка поднимала на него глаза. Михаил чувствовал ее взгляды, и мотоцикл набирал скорость. Мелькал кустарник. Шелестящий асфальт вытягивал под колесами ровную высокую ноту. Нервно подрагивал руль. «Икарус» показался слишком быстро. Еще несколько минут, и все кончится: и скорость, и ветер, и робкие взгляды. Еще тридцать-сорок метров, и придется возвращаться в унылый дом Антипова.

В обгоне есть особенная сладость; если встречная машина проносится так быстро, что ничего не успеваешь разобрать, кроме резко налетевшего и оборванного рева, то здесь тягучие, как мед, мгновения: с одной стороны — почти неподвижный борт соперника, с другой размытые контуры придорожных деревьев. Метр, два, три… тридцать, и пока неизвестно — кто кого.

Михаил скосил глаза на пассажирку. Она, приподнявшись на локтях и развернувшись к автобусу, показывала водителю язык, розовый и длинный. Впереди оставалось две остановки, на которых делать пересадку намного сподручнее. Когда подъезжали к первой, Михаил решил прокатиться до следующей. А там и до города оставалось всего ничего.

Куда в городе? — крикнул он.

— На Красноармейскую.

— Подождать?

— А можно?

— Со мной все можно. Землячок-то, может, и жених заодно?

— Что вы, он старый уже.

— Тогда я здесь подожду.

— Я быстренько.

Она вышла с земляком. «За такого старика еще не одна молодая обеими руками ухватится», — беззлобно отметил Михаил, но тут же невольно сравнил земляка с собой, получалось, что и он старик в ее глазах.

— Спасибо, — сказал земляк и протянул руку. Очень большое спасибо.

— Не за что, — от чистого сердца засмущался Михаил. — Сам с удовольствием проветрился.

— Может, зайдете, поужинаете с нами?

— Нет, нет, спасибо.

— Вам спасибо. Ну, не смею задерживать.

На окраине города Михаил увидел продовольственный магазин и остановился — нужно было подумать о расчете с Васькиным дядькой. Девушка вопросительно посмотрела на бутылки, и ему стало неудобно, словно первый раз в жизни держал в руках эту пакость.

— За машину отблагодарить, — объяснил он, стараясь побыстрее засунуть водку в коляску.

— А он что, не ваш? — спросила она восторженным голосом. — Вы его угнали?

— Можно считать, что так. Правда, у знакомого, но без разрешения.

— Здорово! Теперь я причастна к детективной истории с угоном мотоцикла.

Михаил вспомнил, как она падала на асфальт, ее рыдания, грязное ободранное колено, и довольно улыбнулся.

— Как тебя зовут?

— Надя. А вас?

— Миша. Поехали?

— Поехали!!!

Знакомство продолжалось на скорости. Она задавала вопросы, но ветер подхватывал ее слова и растаскивал на отдельные звуки, которые Михаил никак не мог соединить между собой, и просил повторить. Надя кричала, а он снова ничего не понимал и отвечал наугад, как при игре в испорченный телефон, отчего она смеялась, а ветер дробил смех на мелкие звенящие осколки и разбрасывал их по придорожным лиственницам. Звенел воздух. Синело небо. И солнце тонуло в ярко раскрашенных сентябрьских сопках.