Онлайн книга «Девушки выбирают героев»
|
Он тряхнул головой и заявил: – Откуда ты знаешь, надо мне есть или нет? – Догадываюсь, что надо. – Если даже и так, то я сам могу приготовить… Мне тут всякие повара не нужны… – Он махнул рукой, и все три яйца оказались на полу, что очень ему понравилось, и он с вызовом сказал: – Вот так мы поступаем со всякими… поварихами, которые врываются… Женя подтолкнула его к диванчику в углу кухни и велела не мешать. Саша хотел было встать, но ноги не слушались, он рухнул обратно, уронил голову на стол и затих. Женя убрала бутылку водки в шкафчик у другой стены. Содержимое стаканчика вылила в раковину. По кухне поплыл крепкий водочный дух. Женя поморщилась, решительно достала бутылку, снова налила стаканчик до краев и одним духом выпила. В горле сразу загорелось огнем, на глаза выступили слезы. И это было кстати. Поплакать сейчас не мешало бы, чтобы снять лишнее напряжение. Она выдавила на щеки несколько слезинок. Облегчения они не принесли. Женя откусила от куска колбасы и по-настоящему расплакалась. Потом, продолжая всхлипывать и вытирать лицо рукавом серого платья с погребальными черными пуговицами, принялась за уборку и приготовление яичницы из новых яиц. Саша поднял голову на аппетитный запах и громкое шкварчание. Он опять удивился присутствию на собственной кухне плачущей Жени и спросил: – Что случилось? – Нас с тобой жалко, – ответила она и заливисто всхлипнула. – Брось… так нам и надо, отвратительным людишкам… – Он посмотрел на нее уже более осмысленным взглядом и добавил: – Достань, пожалуйста, кофе… там, на полке, рядом с тобой… Потом они ели яичницу с колбасой и пили кофе в полном молчании. Женя вроде бы прилично угостилась на свадьбе, но на нервной почве совала и совала в себя яичницу, чтобы рот все время был занят. Когда еда закончилась, они продолжали молчать. Первым сдался Ермоленко. – Зачем ты пришла? – спросил он. Глаза его были уже совсем трезвыми, только на щеках еще горел неровный румянец. – Ты знаешь? – ответила Женя. – Нет. Не знаю. Откуда у тебя ключи? – Никольская дала. – Даже так? – вскинул брови Саша. – С чего бы это? – Так получилось… Ермоленко помолчал, не зная, что еще спросить, и предложил: – Может, выпьем? – Ты уже выпил. – Тебя угощу. – Честно говоря, я тоже уже… – тяжело вздохнула Женя. – В каком смысле? – В прямом! Взяла и выпила, потому что… – Почему? – Ну… не знаю. Выпила, и все! Наверно, чтобы не закричать… Они опять замолчали. Ермоленко постукивал по столу пальцами, Женя зябко ежилась, обняв себя за плечи. – Я удивился, увидев тебя на этой… свадьбе, – наконец сказал он. – Ты все знала? – Что? – Женя расплела руки и как прилежная ученица положила их локтями на стол. – Что Кристина моя дочь… – Нет, по-моему, никто этого не знал, кроме, разумеется, Валентины. – Ты думаешь, Николаевы все устроили не специально? – Клянусь, они не знали. По-моему, они просто хотели нас всех собрать вместе, а тут как раз такой повод – свадьба… – Я выглядел омерзительно? – Нет… – Врешь! Я же блудный папаша! – Да нет же!!! – крикнула Женя. – Именно блудный! А ты, конечно, хочешь знать, почему я женился на убогой Валентине и как потом посмел бросить ей на руки дочь и смыться? – Нет!!! – опять крикнула Женя и даже зажала уши руками. – Ничего не хочу слышать! – Это еще почему? – удивился Саша, который уже совсем было собрался рассказать ей историю своей жизни и даже придумал начать с того, что неисповедимы пути господни. Он не знал, что Женя сегодня уже размышляла об удивительной неисповедимости этих путей. – Потому что… В общем… – замялась Женя. – Ты мне потом как-нибудь расскажешь, если… – Если что? Она вскочила с табуретки, подбежала к нему, обняла сзади за шею и прошептала: – Саша, я пришла не жалеть тебя… Меня саму впору пожалеть… Но давай не будем друг другу плакаться в жилетки. По крайней мере сегодня. Ермоленко застыл, не двигаясь. – А что мы будем делать? – деревянным голосом спросил он. – Я… я буду любить тебя сегодня и всю жизнь… Саша отбросил от себя ее руки, повернул к ней лицо с потемневшими серыми глазами и сказал: – Меня нельзя любить… Я приношу несчастье. Рядом со мной все рушится, Женя. Разве ты еще не поняла этого? – Это не так! Просто все было неправильно… неверно… Мы с тобой ошиблись. А теперь можем исправить свои ошибки… – Но ты же сама убеждала меня, что любишь мужа. Мы оба пришли к мысли, что тебе не стоит рушить семью из-за… в общем, напрасно… – Мне трудно объяснить, но… понимаешь, муж… Сергей… он дорог мне как родственник. Мы с ним много лет вместе прожили, сына вырастили. Я думала, что это и есть любовь! А оказалось, что я люблю только тебя, Сашенька, – взахлеб говорила Женя. – Всю жизнь любила, с нашего дворового детства. И из-за этой любви уже и так многое порушилось. Я честно хотела сохранить свою семью, но не получилось… Ермоленко поднялся с табуретки и, легонько тряхнув ее за плечи, произнес: – Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь, Женя! Ты уже один раз уходила от меня! Второго раза я не вынесу! Спалю, к черту, этот жуткий дом на улице Вокзальной, который так искорежил мою судьбу! И моей дочери… Кристины… – Может быть, у нее все будет очень даже хорошо. Николаевы – чудесные люди, а Валентину увезли в больницу… – Опять в больницу… – Саша охнул, схватился за голову руками и рухнул на диванчик. Женя присела рядом, прижалась щекой к его плечу и сказала: – Давай сегодня не будем ничего вспоминать. Я уже предлагала… Оставим все на потом. Ермоленко обнял ее и ответил: – Как же я люблю тебя, Женька! Если бы ты только знала! Я когда первый раз увидел тебя… ну в смысле взрослую, тогда, у «Оки», у меня все внутри будто оборвалось. Я как-то сразу подумал, что жизнь прошла зря, поскольку тебя рядом не было. Можешь себе такое представить? Я ведь еще не знал, кто ты такая… то есть не узнал в тебе Женю Богданову с нашего двора. – А когда узнал, то что? – Тогда я спросил, все ли у тебя хорошо, ты ответила: «Да», – а я еще раз переспросил… – А я опять ответила, что все хорошо, а дома рыдала, потому что вместо мужа мне везде виделся ты. И однажды я даже… назвала Сергея твоим именем. |