Книга Клара и мистер Тиффани, страница 68 – Сьюзен Вриланд

Элис и я шли домой в полном смятении от нанесенной обиды.

— Он не оставил мне выбора! — кипела она.

— Он теперь на седьмом небе, и никакие помехи не должны стоять на его пути. Он переполнен замыслами. Он хочет добиться успеха в новых областях.

— Но он такой деспотичный! — воскликнула Элис.

— Властный!

— Важничающий!

— Растрачивающий себя!

— Тщеславный!

— Всеядный!

— Помешанный!

— Своенравный!

— Блестящий!

— Но как человек — испорченный, — поставила я точку.

Мне хотелось вопить во весь голос или порвать что-то, дабы продемонстрировать, что я разрываюсь надвое. Несмотря на убийственную правдивость нашей оценки его характера, я обожала Льюиса Тиффани. Между ним и мной был перекинут мост, по которому никто больше не ступал, который делал нас любовниками в искусстве, страстными без какого бы то ни было плотского оттенка. Он дал моим способностям расцвести, и я ценила это. А потому не могла сделать ничего, что поставило бы наши отношения под угрозу.

За ужином Элис объявила о моей награде. Я объявила о ее новой должности. Она ковырялась в своей тарелке и не проглотила ни крошки. В моей комнате я крутила калейдоскоп и наблюдала, как разрушаются цветные картинки.

Хэнк вернулся из Парижа в начале сентября, щеголяя драгунскими усами.

— Какие были отзывы? — осведомилась я за ужином равнодушно, обессиленная после третьего дня изматывающей жары и невиданной влажности.

— Его прославляли как гения, который сумел достигнуть в стекле непревзойденных успехов!

— Но достиг ли он безоговорочной победы преемника Тиффани?

— Полагаю, мы можем сказать, что на сей раз он сравнялся с отцом. Однако вынужден сообщить, теперь он выставлялся под собственным именем, а не под названием компании.

— Ах ты, возмутитель спокойствия! — воскликнул Дадли. — Надо было упоминать об этом?

— Газеты сообщили, что награды получил Льюис Комфорт Тиффани, но, как журналист, я раздобыл отчет жюри. Ваше имя было названо как автора лампы со стрекозами.

Он передал мне отчет, и я действительно была там. И Артур Нэш. И Агнес.

— Так что в конце концов он все-таки был вынужден раскрыть имена.

— Но не прессе.

— О нет, прессе ни в коем случае! Что стоило бы ему разделить одну унцию славы? Какой смысл выигрывать награду, если он держит это в секрете?

Элис опустила голову, Джордж поджал губы, Мерри прищелкнула языком, а Бернард наградил меня взором, исполненным сочувствия, поглощая глазами мое крушение надежд, пока я не отвела взгляд в сторону.

— Однако же несколько критиков не проявили такого энтузиазма, — признался Хэнк. — Вы не могли бы перевести, мисс Лефевр? Я отметил отрывок.

— После всех моих уроков вы все еще просите…

— Чтобы передать все точно.

— D'accord ^[27]. «Месье Тиффани ступил на неверный путь, в частности в одном его церковном витраже. «Полет душ», задуманный вдохновлять, выглядит холодным, меланхоличным и мрачным, невзирая на использование его заслуженно знаменитого стекла. Однако нижняя часть витража была занята цветами, что послужило предлогом для введения цветных элементов, и эта часть показывает его в более выгодном свете, потому что он не пытается обслуживать идеи или чувства, но дает волшебству своего материала говорить самому за себя».

— Мне этот витраж неизвестен, — пожала я плечами. — Должно быть, его сделали в мужском отделе.

— Вот еще упоминание в «Международной студии», — сказал Хэнк. — «Я уже намекал на коммерциализацию этого большого американского концерна; пришла пора определить ее более подробно. Тиффани явно не имеет цели поставить себя в центр движения «Моррис и Ко: искусства и ремесла», чтобы сформировать общественный вкус и избежать массового производства. Его задача — продать, убедить, а не возвышать».

— Ох, он почувствует кинжал за этим пером, — покачала головой я.

— И дальше: «Но никаким коммерческим соображениям не разрешается стать поперек пути недремлющего поиска высокоодаренного художника, который является как душой, так и владельцем компании».

— Только когда босс Митчелл и босс Платт с кляпами во рту заперты в своих кабинетах в Тиффани-холл, — съязвила я.

Элис заворчала. Воспитанная, женственная Элис заворчала!

Охладиться в помещении было невозможно, так что после ужина кое-кто из нас поднялся на крышу, чтобы словить случайный ветерок, прихватив с собой мягкие мочалки для увлажнения наших шей, пока мы сидели на длинной скамейке, окруженные дымоходами и емкостями с водой с их странными крышками, похожими на широкополые соломенные шляпы.

— Слишком жарко для разговора, — пожаловался мистер Йорк.

— Слишком жарко, чтобы думать, — в тон ему отозвался Дадли. — Я обливаюсь потом, как проститутка в церкви.

Мы в полном оцепенении ждали, пока наши комнаты хоть немного охладятся для сна. Один за другим все прочие рискнули спуститься вниз, чтобы отважиться на это. Мы с Бернардом остались одни в сумерках.

— Значит, получение награды ничего для вас не значит? — осмелился заговорить он.

— Это значит очень много для меня, а демонстрация всех изделий под его собственным именем — неправильная практика.

— Хотя ваши изделия и являются плодом сотрудничества?

— На самом деле они все таковы, даже с сопредельными отделами. Например, с обработчиками металла. Он не может перечислить всех, кто выполнил какую-то работу по лампе со стрекозами, но все, что мы производим, имеет разработчика, и это не всегда Тиффани. Эта лампа была моей идеей, с самого начала и на каждом этапе. Если он не хочет публично назвать своих разработчиков, тогда на его павильоне следовало бы вывесить название компании.

— И вас это ущемляет.

— С самого зарождения этой идеи он называл абажуры из свинцового стекла нашим секретом. В тот момент это означало всего-навсего хранить все в тайне, пока не приспеет пора их разрабатывать. Независимо от его намерения в результате секретом остается то, что не он разработал эту лампу. Секрет заключается в том, что существую я.

Минута следовала за минутой в полном молчании, и я почувствовала, что его присутствие подле меня будто поглощает мою обиду.

В конце концов он произнес:

— Я вырос в Глочестере, в юго-западной Англии. Мальчиком я был зачарован витражами в нашем соборе, никогда не подозревая о том, что мне суждено когда-нибудь столкнуться с кем-то, кто их делает. В редкие солнечные дни они сверкали подобно драгоценным камням, и цветные пятна плясали на полу и скамьях.