Онлайн книга «Любить птичку-ткачика»
|
– А розы будут из чего? – спросила она. – Из трикотажа крупной вязки, – ответил Романец, гордясь очередной выдумкой. Настя поняла, что он уже забыл про их разные семьи. Она бросила эскиз в компанию к остальным и сказала, отвернувшись от Олега к манекену в ярко-алом платье: – Людмила Ивина тебя больше не любит. Напряженной спиной Настя почувствовала, как разозлился этому ее заявлению Романец. Ей показалось, что волны раздражения, исходящие от Олега, ожгли ей шею и на ней теперь наверняка останется красный зудящий след. Навсегда… – Откуда тебе это известно? – процедил он. – Я профессионалка, гнусная пронырливая папарацци. Я всегда узнаю то, что люди тщательно скрывают. – Ты что, брала у Милы интервью? – спросил он, изо всех сил стараясь скрыть безумный интерес к ее ответу. – Нет, я просто видела, как равнодушно она смотрела на тебя, когда мы ехали из Петергофа в Питер. – Настя наконец оторвала взгляд от платья на манекене. После его вызывающей алости и праздничности лицо Олега показалось ей бледным и больным. – Это ничего не значит! Она была… практически в истерике, хохотала, как ненормальная, потом плакала… Ей было не до меня! – Вот именно! Если бы любила тебя, то бросилась бы за утешением именно в твои объятия! А ей на тебя начихать! – Много ты понимаешь… – Романец подошел к тому же манекену и нервно поправил складки платья. Насте было его жаль. Она убрала из своих интонаций все восклицательные знаки и тихо сказала: – В женщинах – все… Я же сама женщина. – Слушай, Настя… – Олег тоже начал говорить очень тихо. – …А зачем я тебе сдался? Раз уж ты такая смелая и раскрепощенная, сделай предложение кому-нибудь другому. Всякий будет рад стать мужем скандальной журналистки Анастасии Терлеевой. А уж как наша желтая пресса обогатится на этом событии – трудно даже представить! А я тебе такое платье забабахаю… не то что Питер, а вся московская Рублевка стухнет от зависти! – Я не могу сделать предложение другому, – печально ответила Настя. – И платье от самого Романца мне не нужно. – Почему? Мои наряды идут в драку. – Прекрати, Олег! – опять перешла на крик она. – Ты все прекрасно знаешь! Я люблю тебя! Давно люблю! – Я бабник, распутник, половой мерзавец… Для меня залезть под юбку первой же попавшейся бабы – как чихнуть! – А я готова терпеть твое распутство! – Почему? – Уже сказала, но могу и повторить: я тебя люблю! – Да за что?! – опять раздражился Олег. – Ни за что… – сникла она. – Просто… – Ну почему все так, а, Настя?! Почему все шиворот-навыворот? Ты готова терпеть все, а Мила почему-то не могла любить меня таким, каков я есть! Ей непременно надо было, чтобы я принадлежал ей одной! Если ты, как утверждаешь, все знаешь про женщин, то объясни мне, пожалуйста, этот феномен! – Все любят по-разному. – Врешь! Все вы одинаковые! Я на тебе женюсь, и ты тут же начнешь предъявлять претензии и устраивать мне скандалы: «Ах, тебя видели с одной, тебя видели с другой! Да как ты смел! У тебя семья!» А в общем, Настя, как говорится: плавали, знаем… – Я рожу ребенка от тебя, и мне будет некогда скандалить… – Ребенка можешь родить и так… Кто мешает? Не обязательно для этого тащиться в ЗАГС. Общество уже сняло свои претензии к матерям-одиночкам. – Я не хочу быть одиночкой. Я хочу, чтобы у ребенка был отец! Ты же любишь чужого ребенка! Почему бы не любить своего?! – То есть ты и это знаешь?! – криво усмехнулся Романец. – Прости, но приходится повторяться: я корреспондентка желтой прессы… правда бывшая… – В смысле? – Я ушла из «О’кейной жизни». – Мало платили? – Нормально. – И куда же ты ушла? – Никуда. – Вообще никуда? – Ну… не совсем… Я ушла… к тебе… – Настя! Ты дура! – Олег прямо-таки вылетел со стула, на который успел опуститься. – Да… Влюбленная дура, – согласилась она. – Но я люблю другую женщину! – Она никогда не будет с тобой… – То есть ты знаешь даже, с кем она будет? – с большим сарказмом спросил Романец. – Желтая пресса все про всех знает, не так ли?! – Будет или нет, не знаю, – спокойно ответила Настя. – Знаю только, что любит она другого. Похоже, сильно. Так, как, возможно, не любила тебя. Прости уж на этом… – Это ты специально говоришь… – Нет. Ты же помнишь, я взялась смешать с грязью паскудницу Параскевич ради тебя. Надеялась, что это поможет тебе восстановить отношения с Ивиной, но… не получилось, Олег… В этом нет моей вины. – И все же ты зря ушла из газеты! – Ты хочешь сказать, что зря пришла к тебе? – Н-ну-у-у… что-то вроде этого… – А хочешь, я проведу последнее свое журналистское расследование? – Что значит «последнее»? Ты в принципе больше не хочешь работать в прессе? – Я уже сказала, что хочу воспитывать детей! – Эк тебе приспичило! – опять взвился Романец. – Но тысячи женщин как-то умудряются совмещать и работу, и воспитание детей! – А я не хочу совмещать. Тебя, Олег, совершенно не интересует, о каком расследовании я только что сказала? – Ну и о каком же? – Я могу очень многое узнать о предмете любви твоей Птички-Ткачика. – Я тебе уже говорил, что знаю, кто он, – сказал Романец и брезгливо сморщился. – Ну и? – подтолкнула его Настя. – Толстая, неуклюжая свинья! – Да… теперь припоминаю, что слышала уже нечто подобное, но… может быть, ты от ревности так его аттестуешь? – Ничего подобного! Он именно такой и есть – толстый, бесформенный мужик с розовыми щечками и жалкими волосенками, которые уже едва прикрывают то, что в очень скором времени превратится в зеркально блестящую лысину! И о его профессии я тебе тоже говорил! Он частный сыщик. Так что собирать о нем данные – занятие бесперспективное! Он профессионал! Думаю, запросто уйдет от любого хвоста! – Я тоже профессионал и висеть у него на хвосте не собираюсь! У меня другие методы, приемы и… связи… по всему Питеру. Работа, знаешь ли, обязывала… – Настя! Уймись! – Олег шмякнул по своему столу кулаком, и несколько эскизов спланировало на пол. Ни ему, ни журналистке, готовящейся к самому важному в своей жизни расследованию, даже не пришло в голову их поднять. – Я обещаю тебе через неделю предоставить данные о том, что происходит между толстым частным сыщиком и Людмилой и на что тебе есть смысл рассчитывать, – сказала Настя. |