Онлайн книга «Столп огненный»
– Я хотел спросить, кто это сделал? – Мы никого из них раньше не встречали. Они точно не из Севильи, уж поверьте. А если спросите, кто их нанял, я отвечу так – Санчо Санчес. Ему больше всех досадил Карлос своей печью, и он хотел купить мастерскую. Это он, я уверена, сказал Алонсо, что Эбрима – мусульманин и трудится по воскресеньям. – Что же нам делать? На вопрос Барни ответил Карлос, вставший с табурета: – Сдаться. – Что ты имеешь в виду? – Мы можем сражаться с Санчесом и сопротивляться Алонсо, но не обоим сразу. – Карлос добрел до продолжавшего лежать Эбримы, взял того за правую руку – левая рука африканца, похоже, изрядно пострадала – и помог встать. – Я продам мастерскую. – Этого может оказаться недостаточно, особенно теперь, – предупредила тетушка. Карлос недоуменно потряс головой. – Почему? – Санчес довольствуется мастерской, но Алонсо не успокоится. Ему нужна жертва. Он не может признать, что допустил ошибку. Раз он тебя обвинил, то будет добиваться наказания. – Я только что говорил с Херонимой, – вставил Барни. – Она думает, что ее отца будут пытать водой. Если кого угодно из нас подвергнуть пыткам, мы признаемся в любой ереси. – Барни прав, – заметила тетушка. – И как же быть? – горько спросил Карлос. – Уехать из Севильи, – проговорила тетушка со вздохом. – Сегодня же. Барни не ожидал такого, но мгновенно понял, что тетушка не преувеличивает. Люди Алонсо могут явиться за ними прямо сейчас; когда это случится, бежать будет поздно. Юноша покосился на арку, ведущую на улицу, наполовину ожидая увидеть в ней зловещие фигуры, но, по счастью, там никого не оказалось – пока не оказалось. Возможно ли уехать из города прямо сегодня? Если найдется корабль, уходящий с дневным приливом, и если на этом корабле требуются матросы, то почему бы нет? Обстоятельства складываются так, что выбирать не приходится. Барни посмотрел на солнце. Полдень миновал. – Если мы и вправду намерены уехать, нужно торопиться, – сказал он. Пускай им всем грозила немалая опасность, он не мог не обрадоваться скорому свиданию с морем. Тут заговорил Эбрима, до сих пор молчавший: – Если останемся, мы все погибнем. И первым убьют меня. – Вы что скажете, тетушка? – справился Барни. – Я уже не в том возрасте, чтобы отправляться в дальние края. К тому же я им не нужна, ведь я женщина. – И что вы будете делать? – Укроюсь у свояченицы в Кармоне. – Барни припомнил, что тетушка ездила туда на несколько недель каждое лето. – Уйду утром. Даже если Алонсо узнает, где я прячусь, вряд ли он станет преследовать меня. Карлос принял решение: – Барни, Эбрима! Забирайте из дома все, что сочтете нужным, и возвращайтесь сюда, досчитав до сотни, не позже. Пожитков было немного. Барни прицепил к поясу кошель с деньгами и накинул сверху рубаху. Надел лучшие башмаки, прихватил плотную накидку. Меча у него не было – тяжелые и длинные клинки годились для поля боя, чтобы всаживать острие в уязвимые места в доспехах неприятеля, но в мирном городе такое оружие было ни к чему. Барни всунул в ножны двухфутовый испанский кинжал с округлой рукоятью и двусторонним стальным лезвием. В уличной сваре этакий кинжал куда смертоноснее меча. На дворе Карлос, облаченный в свой новый камзол с меховым воротником, повесил на пояс меч и обнял бабушку, которая плакала, не стыдясь слез. Барни поцеловал тетушку в щеку. Потом тетушка повернулась к Эбриме и сказала: – Поцелуй меня снова, любимый. Эбрима обнял ее. Барни нахмурился. – Эй… – протянул Карлос. Тетушка жадно целовала Эбриму, ерошила его темные волосы, а Карлос и Барни озадаченно переглядывались, не зная, что сказать. Наконец, разорвав поцелуй, тетушка произнесла: – Я люблю тебя, Эбрима. Не хочу, чтобы ты уходил. Но я не могу допустить, чтобы ты остался и умер от пыток в камерах инквизиции. – Благодарю за твою доброту, Элиса, – сказал Эбрима. Они снова поцеловались, а потом Бетси отвернулась и в слезах убежала в дом. Барни изнывал от любопытства, но молчал. Карлос, изумленный не меньше, понимал, что сейчас не время для расспросов. – Идем. – Погоди. – Барни показал своим спутникам кинжал. – Если нас перехватят по дороге люди Алонсо, я не хочу попасть им в руки живым. – Я тоже, – ответил Карлос, кладя ладонь на рукоять меча. Эбрима откинул полу плаща и показал молоток с железным наконечником, засунутый за пояс. Втроем они вышли на улицу и двинулись к набережной. Они ждали встречи с людьми Алонсо, но чем дальше отходили от дома, тем спокойнее становились. А встречные от них шарахались и глазели вслед. Должно быть, они выглядели устрашающе – особенно Карлос с Эбримой, в синяках и крови. Некоторое время спустя Карлос спросил у раба: – Ты и бабушка?.. – Рабов нередко используют для плотских утех, – ровным голосом отозвался Эбрима. – Ты же знаешь, верно? – А я не знал, – удивился Барни. – Мы говорим между собой, когда встречаемся на рынке. Почти каждый из нас вынужден тешить чью-то похоть. К старикам это не относится, но рабы редко доживают до старости. – Эбрима покосился на Барни. – Педро Руис, отец твоей девушки, пользует Фару. Правда, ей приходится быть сверху. – Вот почему она плакала? Из-за того, что рассталась с ним? – Она плакала потому, что теперь ее продадут кому-то еще, кого тоже придется ублажать. – Эбрима повернулся к Карлосу. – А Франсиско Вильяверде, слишком гордый, чтобы стать твоим тестем, любит покупать маленьких мальчиков и пользовать их, покуда они не выросли. А потом продает крестьянам. Карлос явно не мог поверить услышанному. – Значит, каждую ночь, пока я спал, ты ходил в бабушкину спальню? – Не каждую. Я ходил к ней, когда она меня звала. – Тебе нравилось? – не утерпел Барни. – Элиса – пожилая, но она теплая и милая. И я радовался, что не должен отдаваться мужчине. Барни вдруг показалось, что вплоть до сегодняшнего дня он оставался ребенком. Он знал, конечно, что священники вольны посадить человека в тюрьму и запытать его до смерти, но не подозревал, что они способны присвоить все его имущество и выставить на улицу всех домочадцев. Он не мог вообразить, что архидьякон способен приютить под своим кровом честную девушку и сделать ту своей наложницей. И понятия не имел о том, как мужчины и женщины поступают с рабами. Он словно жил до сих пор в доме, во многие помещения которого никогда не заходил, и делил этот дом с незнакомцами, которых никогда прежде не видел. Осознание собственного невежества пошатнуло его устои, лишило душевного равновесия. Вдобавок его жизни грозила опасность, и он пытался убежать из Севильи и покинуть Испанию. |