Книга Небеса всё знают, страница 56 – Лина Мур

– Я тут подумала, может быть, смогу приготовить тебе что-то мясное. Я этого давно… – осекается, когда выпрямляясь, поворачивается ко мне.

– Купил. Тебе салат и пасту со шпинатом, себе мясного. И ещё кое-что, – кладу всё на стол и достаю из пакета бутылку шампанского.

– Мы что-то празднуем? – Удивляется она, захлопывая дверцу холодильника ногой.

– А разве нужен повод, чтобы выпить шампанского?

– Тебе, да, – кивая, она подходит ко мне.

– Почему мне? – Смеясь, ставлю бутылку на стол и, обхватывая её талию одной рукой, притягиваю к себе.

– Не знаю, мне так кажется. Ты пьёшь, когда тебе очень хорошо или же, когда очень плохо. Какой сейчас случай?

– Первый. Мне очень и очень хорошо, хочу, чтобы было значительно лучше.

– Какой ты мечтатель, – она кладёт руки на мою шею.

– Ты даже не представляешь, как я мечтаю о том самом массаже, который ты мне обещала, – склоняюсь к её лицу ближе.

– Даже так? – Она дёргает носиком, касаясь моего.

– Может быть, ну его ужин и шампанского, да и массаж, – целую её губы, и она медленно отвечает мне.

– Меня очень возбуждает твой запах, но всё же, прими душ, – Джесс отклоняется от меня и отталкивает от себя.

– Мне удастся хоть когда-нибудь тебя запачкать?

– Ты можешь меня запачкать, – её взгляд красноречиво останавливается на моём паху, отчего его покалывает.

– Я в душ. Пять минут, – отходя спиной, указываю на неё пальцем.

– Разогрею ужин и буду ждать тебя в гостиной, – смеясь, она облокачивается о стул.

– Только не засни.

– Сегодня у меня есть пара фантазий на твой счёт. Пока я их не воплощу, не успокоюсь, – подмигивает мне, и старт дан. Бегу на второй этаж, на ходу снимая футболку, затем ботинки и джинсы. Всё остаётся лежать на полу, как и трусы, благополучно присоединившиеся к остальной одежде.

Наверное, я никогда в жизни не принимал так быстро душ, менее двух минут, чтобы увидеть девушку снова, убедиться – не сплю. Всё, что со мной происходит – реальность, от которой я когда-то прятался.

Стараюсь спускаться не спеша, словно не моё сердце бешено стучит в груди, и не мои ладони потеют при виде Джесс, сидящей на полу и раскладывающей приборы на журнальном столике перед телевизором.

– Спасибо, что избавил меня от приготовления пищи. Терпеть этого не могу, хотя мама твердит, что должна учиться. Зачем? Скажи, ты требовал эту функцию от своих жён? – Не глядя на меня, спрашивает Джесс.

– Нет, ни разу. В первом браке я готовил сам, во втором у нас уже была домработница, как и в последующих, – с улыбкой отвечая, подхожу к столику, и девушка поднимает голову.

– Наверное, прекрасно иметь домработницу, которая думает об этих мелочах, позволяя тебе жить так, как ты хочешь.

– Хм, да, неплохо. Но я бы справился и без неё. Возможно, справился бы, если бы жил здесь, – опускаюсь на пол, и Джесс передаёт мне тарелку с тёплым салатом.

– Когда ты планируешь улететь? – Спокойно интересуется она.

– Не планировал ещё. Даже не думал об этом. К чему такой вопрос? Ты уже от меня устала? – Хмуро спрашиваю её.

– Нет, Флинт, – качает головой и накалывает на вилку салат.

– Чем ты занималась? – Перевожу тему.

– Побыла снова твоей домработницей, сделала несколько фоторамок для мастерской и открытия. Теперь их необходимо украсить, пока не придумала чем. А ты?

– Я покрасил и отполировал сегодня несколько предметов мебели.

– Спасибо, что делаешь это, хотя не обязан. Как ты чувствуешь себя после… ну после кладбища? – Она откладывает вилку и придвигается ко мне.

– Странно. Я даже не думал об этом, как будто забыл. И в то же время помнил. Всё, что происходит со мной здесь, очень необычно. Не такой я в Нью-Йорке. Не знаю, – прожёвываю курицу с листьями салата, и аппетит пропадает.

– Там ты играешь роль? – Спрашивает Джесс и забирает у меня тарелку, понимая, что еда уже не лезет в горло.

– Возможно. Как и ты.

– С чего ты взял, что я не такая? – Удивляясь, девушка отодвигается от меня.

– Курить, пить и иметь беспорядочные половые связи – не твоё. Ты думаешь, что это докажет твою самостоятельность, но это не так. Я до сих пор не принял тот факт, что ты продала себя. Нет, не осуждаю, не надо злиться, но представить тебя в тот момент не могу. Чёрт, это не то, о чём я хотел с тобой говорить, Джесс, – выпрямляясь, сажусь ровнее и тянусь рукой к её лицу.

– Ты хотел трахнуть меня, – сухо отвечает она, не двигаясь, пока я пальцем очерчиваю её скулу.

– Я… – не успеваю договорить, как свет мигает над нами, а затем наступает темнота.

– Пробки выбило. Надо сходить в пристройку, там щиток, – моя ладонь уже ласкает воздух, пока я моргаю, стараясь привыкнуть к свету.

– Нет… я ни черта не вижу, – поднимаясь, ударяюсь коленом о стол и скулю от боли.

– Диван позади тебя, я сейчас вернусь…

– Джесс! Стой, я сказал, – рычу, падая на мягкую подушку позади себя, уже лучше вижу очертания мебели и девушку, замершую у входа на кухню.

– Флинт, у всего района выбило свет, и мне нужно проверить…

– Есть свечи? – Перебивая её, руками нащупываю конец дивана и двигаюсь к нему.

– Да.

– Тогда неси.

– Я ненавижу…

– Закрой рот и неси свечи. Живо, – настойчиво требую то, что, по моему мнению, подходит нам в этой ситуации. Что может быть красивее, чем свечи, шампанское, ужин и девушка, которая внесла в мою жизнь смысл? Ничего. В данный момент я благодарен стихии, старой электрической проводке, да и всем факторам, которые подсказали мне план. Идеальный план.

Через несколько минут Джесс возвращается и бросает все свои находки на диван.

– Зажигалку, – протягиваю руку, куда она нехотя, это я точно знаю, вкладывает её.

– Возвращайся на место, – расставляю свечи по всему пространству гостиной и зажигаю каждую.

– Тебе не кажется, что это уже чересчур? – Бурчит девушка.

– Почему? По мне, так очень подходит ситуации. Ты. Я. Дождь за окном. Темнота. Где-то была бутылочка шампанского…

– И меня сейчас стошнит, – Джесс кривит лицо.

– Тогда сделай это в другом месте, не смей портить моё настроение, – опускаюсь на пол и беру тарелку с мясом.

– Часто ты это проворачиваешь со своими девицами? – Недовольно спрашивает она.

Задумываюсь, перебирая в памяти все вечера и ночи, которые были в моей жизни и, на удивление, ничего не осталось в памяти. Точнее, ничего так не зацепило, чтобы это рассказать.