Онлайн книга «Мужчина-подарок»
|
– Я это улажу, – заявил Лешка Шаман. – Никто из вас не пострадает. – Какой добренький папа Карло нашелся! – наконец вышел из себя Егор. – Может, ты еще и по бумажной курточке с азбукой нам купишь? – Не кривляйся, Егор! – Я кривляюсь? Это ты ведешь какую-то странную игру. Скажи лучше честно, в чем дело. – В самом деле, Алексей Ильич, вы объяснили бы нам, почему решили отказать комбинату, – встряла в разговор я. – Борис Иваныч с Глебом Сергеичем такой классный дизайн пачек придумали! Неужели же их находкам пропадать? – Их идея не пропадет. Переделаем на какие-нибудь другие напитки или продукты питания, – сказал Шаманаев. – А объяснять я ничего не намерен. Я ваш начальник и… извольте исполнять мои приказания… иначе… – Иначе что? Уволишь без выходного пособия?! – У Горыныча уже и в самом деле чуть ли не пар из ноздрей валил, как у настоящего змея. – Могу и уволить, – глухо отозвался Лешка, развернулся и вышел из комнаты. – Мы это уже проходили, Алекс! – крикнул ему вдогонку Егор. – Я запросто уволюсь! Только ты-то с кем останешься? – Черт знает что! – Ерунда какая-то, – один за другим вымолвили концептуальные страстотерпцы. Я не выдержала и обратилась к Ирме: – Может, ты в курсе, что все это значит? Красавица грузинка с потерянным лицом отрицательно помотала головой. – В общем, вы как хотите, а я не появлюсь на рабочем месте, пока не получу разъяснения по данному вопросу! – сделал официальное заявление Егор, собрал свои вещи в полиэтиленовый мешок почти такими же порывистыми движениями, как это совсем недавно делала Дашка, и не менее гордо вышел из рабочей комнаты. А потом, соответственно, и из офиса вообще. – Ну, а что ты, Павел, думаешь по этому поводу? – Глеб Сергеич обратился к Пашке, который так и просидел весь разговор спиной к нам. – Тебе что, все равно? – Мне не все равно, – не поворачиваясь, прогундосил бывший Дашкин муж. – Просто я единственный, кто не участвовал в этом заказе, а потому не пострадал. – И на чьей же ты стороне? – Я? На вашей, – ответил Пашка и наконец повернулся к нам лицом. Я видела, что Анжелка, которая уже давно мотыльком прилетела из своего холла на звуки перебранки, с трудом сдержала себя, чтобы не броситься к нему на шею за такую с нами солидарность. На следующий день на работу явились все, кроме Горыныча. Шаманаев из своего кабинета не выходил, а мы все вполсилы трудились над заказами, которые были временно приостановлены из-за комбината «Вкуснодар». В обеденный перерыв мы с Анжелкой даже засиделись в соседнем кафе, чего никогда себе не позволяли, поскольку рабочее время было для нас святым. – Анжел, а ты не помнишь, почему Горыныч уволился от вас три года назад? – спросила я. – Ну… почему же не помню, помню… – И почему же? – Соответственно теперь, когда ты у нас уже совсем свой человек, я, конечно, могу и рассказать… – Будь добра, расскажи, пожалуйста, – подбодрила я ее. – Когда вопрос касается Горыныча, то все дело, разумеется, оказывается в женщине! – наставительно произнесла Анжела. – Шерше ля фам, как говорится! – Как? Опять в женщине? – Так ведь это же Горыныч! Я ж тебе говорила, что все женщины от него балдеют, и я никак не могу понять, откуда у тебя одной против него такой стойкий иммунитет. – Не отклоняйся от курса, Анжела, – посоветовала ей я, чтобы поскорее увести от обсуждения столь скользкого вопроса. – Ну, так я и говорю: как-то к нам в фирму пришла жена Шаманаева и… все! Ты ведь поняла, да? Можно дальше не рассказывать? – Я, конечно, догадываюсь, – пришлось мне с ней согласиться, – но хотелось бы подробностей. – А подробности такие, что она в него сразу влюбилась, как только увидела. – Да ну? – Вот тебе и «да ну»! – И что дальше? – А дальше она стала без конца заходить в «Шамаил», будто бы по делу, а сама – к Горынычу. – А он? – А ему чего? Женщина сама пристает и на все готова… – И он, конечно, не побрезговал? Несмотря на то что Алекс его друг? – Знаешь, Надя, тут не только Горыныч, а и любой не побрезговал бы. Шаманаиха знаешь какая красавица! – Неужели лучше Ирмы? – Ирма рядом с ней – жалкая черномазая старуха. Жена босса, она… даже не знаю, с кем ее сравнить… Она как на старинных портретах… Дело как раз летом было, так она все время в декольте, а шея… С ума сойти, какая шея! До Шаманаихи я даже и не знала, что для женщины может значить какая-то шея… А лицо! Глаза – на пол-лица и синие-синие! Представляешь? И губы… Мне бы такие губы! – А что? У тебя очень красивые губы, – заметила ей я. – Павлик тоже так говорит, – выпалила Анжела и осеклась. И закрыла рот ладошкой, чтобы из него не вырвалось еще что-нибудь неподобающее. – Так! Павлик, значит, уже делает тебе комплименты? Анжела бурно покраснела, но не смогла удержаться, чтобы не признаться: – Я тебе, Надежда, скажу как практически подруге… Он не только делает мне комплименты, а и вообще… – То есть? – Ну… в общем, мы с ним встречаемся. – Ну и шустра ты, Анжелка, как я погляжу! Еще ж и месяца не прошло с тех пор, как Дашка нас покинула! – Ну и что такого? Она же не умерла, чтобы по ней траур выдерживать! И потом… Павлик давно уже понял, что она его не любит. Сначала надеялся, что когда-нибудь все-таки полюбит, а потом и надеяться перестал. – Чего ж тогда Горыныча разделал? Подарил бы ему Дашку без боя. – Ах, как ты не понимаешь? Одно дело, когда просто не любит, и совсем другое – когда подлость и обман. А мне, Надя, хоть ты меня и осуждаешь, уже скоро двадцать восемь, от Егора Евгеньича никакого толку, да и другие желающие связать себя со мной узами законного брака что-то рядом не толпятся. А Павлик… он, по крайней мере, надежный. – Так ты только из-за надежности? – Нет, конечно, что ты! Павлик и во всем остальном тоже на уровне. Только вот он с Дашкой еще не развелся. – Почему? – Не хочет ни видеть ее, ни слышать. А как при таком положении дел можно развестись? – Да-а-а… – протянула я и улыбнулась. – Нелегка твоя доля… – Вот ты смеешься, а у нас все серьезно. Я даже с мамой его познакомила. – И что мама? – Он ей понравился. Она тоже сказала, что он надежный. Я, конечно, не стала ее расстраивать тем, что некоторые надежные, вроде Михайлушкина, в две минуты становятся ненадежными, если случай представится. Пусть надеется, что все у нее будет хорошо. |