Книга Быстрый английский для путешественников во времени. Учебное пособие, страница 4 – Юрий Дружбинский

Андрюха прибавил шагу. Через пять минут он уже входил в город. По узким мощеным булыжником улицам шли прохожие в странных одеждах, которые он раньше видел лишь в голливудских исторических боевиках типа какого-нибудь «Храброго сердца». Изредка проезжали груженые какими-то мешками телеги, запряженные парой лошадей, из одного такого мешка послышался визг поросенка. Андрюха попытался обратиться к какой-то девушке в чепце и длинном платье, но та только шарахнулась от него. «дикие они тут какие-то, — с опаской подумал гость из будущего. — У кого же спросить, куда это я попал?»

Из переулка, с которым поравнялся Андрюха, вышел человек и зашагал в том же направлении, что и наш герой — от окраины к центру города. Внешность прохожего сразу же расположила Андрюху к себе. Это был мужчина на вид лет тридцати няти, в кожаном камзоле поверх белой рубахи, холщовых штанах и высоких ботфортах с пряжками. Лицо мужчины, очень интеллигентное, с небольшой бородкой и усами, светилось умом и благородством. Человек шел сосредоточенно, быстрым шагом, неся подмышкой что-то вроде большого портфеля из рыжей кожи — ни дать ни взять директор какого-нибудь креативного агентства, спешащий к себе в офис, правда, прикид странный. Портфель был небрежно расстегнут, из него выглядывала куча мелко исписанных желтоватых листов.

«Это, наверное, даже не бумага, — сообразил Андрюха. — Пергамент!»

— Здравствуйте! — обратился он к мужчине. — Скажите мне, пожалуйста, а где мы находимся? Что это за город?

— Лондон, — произнес мужчина и с доброжелательным интересом посмотрел на Ватникова.

— А какой сейчас год? — спросил тот незнакомца.

— The year one thousand six hundredth of Аппо Domini.

Странно, но Андрюха понял лондонца полностью, хотя цифру он назвал по-английски, а последние два слова сказал вообще на латыни. Год тысяча шестисотый от Рождества Христова. Андрюха вспомнил, что Герундиевна требовала называть цифры года по две — например, 1999-й произносить по-английски как девятнадцать — девяносто девять. Но здесь был явно не тот случай. От Рождества Христова…

— Меня зовут Андрей. Фамилия Ватников.

Незнакомец протянул руку.

— Уиллем Ша́кспер. Я драматург.

Происходило что-то очень странное. Уши андрюхины явно услышали “I’m a playwriter”, но он понял все, сразу и правильно! Это не был дубляж в полном смысле этого слова, в стиле переводчика Володарского — гнусавый голос, нараспев произносящий русскую фразу одновременно с английской. Нет, переводящего на русский голоса не было вообще — он просто понимал фразы как они есть!

«Писатель игр»…

— А какой сейчас год?

— The year one thousand six hundredth of Аппо Domini.

Андрюхе вдруг захотелось пошутить — спросить своего собеседника, не он ли написал “World of Warcraft”. Но он вовремя прикусил язык.

— Очень приятно, мистер Уоткинсон, — продолжал господин в камзоле. Ему явно не далась простая русская андрюхина фамилия, и он произнес ее на английский манер. — А я слышал о вас, сэр. Меня предупреждали, что вы посетите наше время.

— А кто вам сообщил обо мне?

Андрюха вдруг с досадой отметил, что разговаривать по-английски он все равно не в состоянии, даже в этом волшебном мире. Он говорил по-русски, но — о чудо! — собеседник его понимал. Тот факт, что полчаса назад он вышел из ворот своей 81-й средней школы в первой четверти XXI века, а сейчас запросто беседует не с кем-нибудь, а с Шекспиром, да еще в 1600 году — он уже воспринимал достаточно спокойно.

— Кто вам сказал, Рэйвен, да? А почему мы с вами друг друга понимаем? Это тоже Рэйвен сделал?

— Нет. Сэр Рэйвен — добрый ворон, но ему такое не под силу. Это все Главный Драматург. Рэйвен доложил ему, что вы человек с добрым сердцем и пытливым умом, и что вам для реализации вашей заветной мечты нужно знать английский язык. А он распорядился вам помочь.

— А кто этот Главный? — спросил Андрюха.

— Тот самый, что подсказывает мне сюжеты. Вы знаете, ведь я сейчас иду на премьеру своей новой пьесы. Вы бывали в театре «Глобус»? До начала еще полтора часа, но я люблю приходить заранее.

В театре «Глобус» Андрюха, грубо говоря, не бывал. Он бывал в Театре кошек Юрия Куклачева. Но об этом вряд ли стоило хвастаться самому Шекспиру.

— А пьеса моя сегодняшняя, сэр, называется так: «Трагическая история о Гамлете, принце датском».

— Длинновато как-то, — сказал Андрюха. — Может быть, назвать просто «Гамлет»?

— Замечательно! — Шекспир секунду подумал и расцвел в улыбке. — А я-то думаю — что с названием не так? «Гамлет»! Правильно!

Они не торопясь шагали в сторону виднеющейся между домами реки, оживленно беседуя на двух своих языках. Шекспир спросил, в каком году родился его юный собеседник, и, получив ответ «В 2003-м», задумчиво прошептал: «Четыреста лет… » Но куда больше пришлось ему изумляться, когда пришелец из будущего, изложив для начала пару наиболее приличных школьных анекдотов, плавно перешел к своим школьным успехам, а если уж совсем конкретно — к изучению английского языка.

— Аделаида Герундиевна — она такая… Негативный персонаж, в общем, — втолковывал Ватников великому барду. — А мне английский очень нужен, я в мореходку хочу…

— Хорошее дело, — согласился Шекспир. — Нас, британцев, вся Европа называет не иначе как “Enlightened Seafarers”, то есть просвещенными мореплавателями. Заметьте, дорогой Уоткинсон, мореплавателями, и непременно просвещенными! И мы этой характеристикой по праву гордимся.

— Да и я бы гордился, если бы стал мореплавателем, да еще просвещенным, — признался Андрюха.

— А что же мешает выучить наш язык? — спросил драматург.

— Две беды. Первая: слов учить надо жутко много; голову надо иметь просто как у слона.

— Вы знаете, мистер Уоткинсон, а ведь это миф. Я, вероятно, использую в своих пьесах несколько тысяч разных слов. За это я регулярно получаю нарекания широкой публики, желающей, дабы я был несколько ближе к народу. Если же взять тех же мореплавателей, а также купечество, духовенство, лекарей и ремесленников, то все эти столь уважаемые мною и весьма достойные люди живут в рамках трех-четырех сотен слов. Люди учатся, трудятся, нанимают ближних на работу и нанимаются сами, продают и покупают плоды своего труда, влюбляются друг в друга и признаются в любви, затем воспитывают детей, ревнуют, ссорятся, иногда строят интриги на службе, а иногда воюют — практически никогда не выходя за пределы весьма небольшого семантического ядра.

Понять, что такое это “semantic core”, Андрюхе помог шекспировский жест — тот двумя руками очертил в воздухе некий расплывчатый круг радиусом сантиметров в шестьдесят.