Книга Неспособность любить, страница 32 – Евгения Горская

– Ну все равно. Посмотри, Данила. Мне некого больше попросить.

«Не отстанет», – тоскливо констатировал он.

– Данила. – Безрукова перегнулась к нему, как будто хотела поцеловать, и наконец заглянула в глаза. – Кирилла могли убить из-за этого, понимаешь?

– Не понял, – действительно не понял Данила. – Из-за чего этого?

Еще он решительно не понимал, кто и почему мог угрожать Машке.

– Посмотри в интернете, – вздохнула она. – В Кирилловой фирме вскрыты какие-то мошенничества. Про это даже по радио говорили.

Официант поставил мясо, Данила без аппетита принялся жевать.

– Маша, я слабо разбираюсь в бухгалтерии. Если тебя что-то смущает, иди в полицию.

Как ни странно, она тоже принялась за свое мясо.

– Я не могу допустить, чтобы с мужем был связан хоть какой-то скандал. Ты же прекрасно это понимаешь.

– Если в документах все чисто, скандала не будет.

– Ты наивный, Данила. – Она невесело улыбнулась. – Да его за пять минут сожрут! И не докажешь ничего. Посмотри документы, Данила. Просто посмотри.

Еще не поздно было ее послать, но Данила понял, что не может этого сделать. Он как будто снова был рядом с бездомной собакой у высокого забора, обтянутого колючей проволокой. А несчастной собакой была Машка Безрукова в роскошном пальто.

Он ошибся, она не была плохим компьютерным пользователем. Они вернулись к нему в офис, и Безрукова быстро восстановила в компьютере Кирилла документы, перемещенные в «корзину».

– Попробую разобраться, – пообещал Данила. – А ты пришли мне все остальное.

Она кивнула, молча вышла из кабинета.

Данила потянулся включить свой компьютер, но передумал. Снова оделся и поехал домой.

Что произошло в день, когда Лиза умерла, Федор уже представлял. Слышал, когда Ника рассказывала полицейским. Она говорила быстро и торопливо, словно боялась, что ее не захотят слушать. Зря боялась, слушали ее внимательно.

И он слушал внимательно, хотя, казалось, совершенно отупел от Лизиной смерти.

Он так и не успел сказать Лизе, что готов жениться и честно растить Сашкиного сына. Или дочку. Это ужасно, когда ребенок растет в семье без мужчины.

Он даже готов был стать Лизе заботливым и нежным мужем, хотя тут его кое-что смущало. Во-первых, в этом было что-то сродни инцесту. Во-вторых, Лизу он воспринимал, скорее как сестру, а не как желанную женщину. Ну а в-третьих, в этом случае непонятно, что делать с Настей.

Он в последний раз посмотрел на номера телефонов и потянулся к сотовому. Начать решил с того номера, куда Лиза дозвонилась сразу. Сверил номер с Сашиной базой данных и позвонил.

– Здравствуйте, – начал он, когда ему ответил женский голос. – Могу я поговорить с Надеждой Ивановной?

– Она отдыхает, – почему-то неприязненно ответили ему.

– Простите, а когда можно ей позвонить?

Женщина ответила, что не раньше, чем через два часа. Наверное, надо было представиться и все объяснить, но, как и что объяснять, Федор не представлял.

Ждать было тошно. Федор набрал номер, по которому Лиза не смогла дозвониться, номер не ответил. Потом позвонил в Израиль, выслушал, что особых улучшений в состоянии отца нет. Но и ухудшений, слава богу, нет.

Еще надо было каким-то образом раздобыть телефон Лизиных родных, но этот вопрос решился сам. Незнакомый номер высветился на экране минут через десять.

– Федор? – спросил женский голос.

– Да, – ответил он.

– Как вы можете?! – Женщина говорила тихо, а казалось, что кричала. – У нас умерла… У меня умерла сестра, а вы теперь прячетесь! Мне ваш телефон пришлось через полицию узнавать!

Плачет, понял Федор.

– У меня не было вашего номера, – начал он оправдываться. – Извините, я бы вам сегодня же обязательно позвонил.

– Мне нужно взять вещи для похорон, понимаете?

– У меня нет ключей. – Федор с запозданием вспомнил, что замок в двери Сашиной квартиры сломан. – По-моему, полиция дверь опечатала. Нужно с ними поговорить.

Он видел Лизину сестру не только на свадьбе и на Сашиных похоронах, неожиданно вспомнил Федор. Он видел ее еще один раз, где-то за полгода до Сашиной свадьбы. Он тогда зачем-то заехал к брату, они с Сашей сидели на кухне, а Лиза за компом в комнате. Готовилась к сложному экзамену, и они с Сашей старались ей не мешать.

Потом кто-то позвонил в дверь, послышались женские голоса.

– Немедленно домой! – говорил кто-то Лизе.

– Я приду в десять, – упиралась она.

– Дура! Ты понимаешь, что ничего хорошего из этого не выйдет? Тебе заниматься надо, а не по парням таскаться!

– Я занимаюсь!

Незнакомую девушку Федору было видно в зеркале. Он тогда и отметил, что она совсем не похожа на нежную Лизу. Ниже ростом, коренастая и ужасно злая.

Говорила тихо, а казалось, что кричит.

«И ведь была права, – с тоской подумал теперешний Федор. – Ничего хорошего не вышло, а вышло два трупа. То есть три».

– Извините, – еще раз сказал он. Чуть не принялся объяснять, что от Лизиной смерти совсем перестал соображать, но вовремя остановился. Объяснения были не нужны ни ему, ни Лизиной сестре. – Если нужна какая-то помощь, скажите. Я все сделаю. Да, и расходы на похороны… Я тоже хочу их оплатить. Пожалуйста.

Теперь рыдания слышались отчетливо.

– Ладно, – отмахнулась она. – Потом разберемся.

Почему-то Федору показалось, что Лизина сестра смягчилась. Не потому, что он предложил деньги, а так, непонятно почему.

Два часа тянулись медленно. Наконец он снова набрал номер Сашиной пациентки. Ответил тот же голос.

– Извините, можно Надежду Ивановну? – спросил Федор.

– Сейчас, – женщине почему-то не хотелось звать Надежду Ивановну, она ответила неохотно.

Через минуту в трубке зазвучал другой женский голос. Владелица этого голоса была то ли гораздо старше, то ли совсем больна, говорила, во всяком случае, словно через силу.

– Извините, – быстро сказал Федор. – Меня зовут Федор, я брат Александра Павловича. Доктора. Он приезжал к вам четырнадцатого февраля.

– Да, я знаю, что его больше нет, – перебила женщина. – Ко мне недавно приезжала его жена.

– Двадцать восьмого февраля? – теперь перебил он. – Вечером?

– Да. А что такое?

– Его жена умерла той же ночью.

– Что? – не поняла женщина. Не удивилась, а именно не поняла.

– Елизавета Вербицкая умерла в ночь на первое марта.

– Господи! – довольно равнодушно вздохнула дама. – От чего?