Книга Проклятие Мафусаила, страница 77 – Евгений Лурье

— Ты ему доверяешь?

— Пришлось рискнуть. Я хорошо усвоил твой урок: доверять нельзя никому.

— Что это значит? — дядя наморщил лоб.

На его лице не отражались ни страх, ни сомнения, ни чувство вины. Только недоумение. Он держался как человек, которому нечего скрывать и стыдиться. Впрочем, без выдающегося актерского таланта ему ни за что не удалось бы столько времени проворачивать свои схемы и оставаться безнаказанным.

— Хочу, чтобы ты знал, — собрался Арчи с духом. — Я никогда не забуду, что ты отправил Могильщика убрать нас с профессором.

Дядя достал из нагрудного кармана очки, водрузил их на переносице и какое-то время с интересом изучал Арчи, как будто впервые увидел. Затем наклонил голову и посмотрел на него поверх очков.

— Теперь-то я понял, почему ты пустился в бега, — проговорил он. — Ну и дурак же ты, сынок. Как ты вообще додумался до такого? Включи мозги и подумай, появился бы я здесь, если раньше, как ты уверяешь, планировал от тебя избавиться.

— Тебе нужен ключ к архивам Профессора, — предположил Арчи, сбитый с толку. Он собирался припереть дядю к стенке, а на деле выходило иначе. — Я огорчу тебя и того, кто тебя послал, потому что пароль так и не знаю.

— Я как будто с безнадежным тупицей говорю, — дядя снял очки и принялся протирать краем фуфайки. — На архивах Профессора я давно поставил крест. Не люблю ворошить могилы. Я искал тебя, потому что хочу спасти. Вырвать из рук тех, кому до зарезу понадобились архивы старика.

— Даже если все так… Как мы выберемся отсюда? Что будем делать на свободе?

— Для начала нужно сбежать от Председателя и Рогволда. А потом я хотел бы перебраться за кордон!

— Теперь я вообще ничего не понимаю. За границу?

— Именно. На родине отвратительный климат, подлые людишки, нищета… Нечего нам тут больше делать.

— Если перейти границу так просто, странно, что еще полстраны не сбежало.

— Не настолько просто, но у меня есть пара идей.

— И зачем же тебе я?

— Ты не допускаешь мысли, что к старости я стал сентиментальным? — тоном оскорбленной невинности спросил дядя.

— Хватит играть, — попросил Арчи.

— Извини, немножко переборщил. Ладно, буду откровенен. Прости за грубость, но ты — мой счастливый лотерейный билет. Мой главный пенсионный капитал!

— Я польщен. Но по-прежнему мало понимаю.

— Не переживай, со временем все встанет на свои места. Просто я собираюсь вернуть тебя отцу.

В подсобке стало нестерпимо тесно, жарко и душно. С момента, как память вернулась, Арчи почти не думал об отце. Его фигура не казалась важной в сложившихся обстоятельствах. Он надвинулся на дядю и схватил за грудки. Тот не сопротивлялся.

— Кто мой отец?

— Вряд ли ты это узнаешь, если придушишь меня, — насмешливо заметил старший Полунин.

Помедлив немного, Арчи отпустил его.

— Не принимай близко к сердцу, сынок. Пока я ничего не скажу. Ведь когда ты узнаешь, кто он такой, я стану тебе не нужен. А в мои годы это, знаешь ли, очень горько и обидно.

Старый лис все рассчитал. Как и всегда.

Вдруг на стальную дверь подсобки обрушился град тяжелых ударов. Оба испуганно вздрогнули.

— Открывайте! — донесся приглушенный голос Председателя. — Или будет хуже!

Оглядевшись по сторонам, Арчи не обнаружил ничего подходящего, что можно было бы использовать для обороны: полки были завалены старыми дырявыми сапогами, стопками постельного белья, респираторами и прочим хламом.

— Что будем делать? — прошептал он.

— Не бойся, Арчи, открывай, — на удивление спокойно сказал дядя. — Я все возьму на себя.

Арчи отодвинул засов и прыгнул в сторону. Дверь распахнулась, едва не сбив его с ног. В подсобку ворвались несколько охранников, которые принялись заламывать им руки. Согнувшись в три погибели, Арчи задрал голову и увидел Рогволда, образ которого до сих пор казался ему плодом измученного лихорадкой сознания. Тот действительно оказался до неприличия громаден, носил одежду из звериных шкур и сам был похож на диковинное животное, вставшее на задние лапы. Теперь Арчи рассмотрел, что ушанку Рогволда украшает череп крупного медведя без нижней челюсти. Из-под ряда редких пожелтевших клыков поблескивали подвижные черные глаза. Следом появился и Председатель. Для полного сходства с рассерженным Зевсом ему не хватало только парочки молний в горсти. Арчи испугался, что их четвертуют прямо на месте, но местный божок ограничился тем, что отвесил старшему Полунину смачную оплеуху.

— Что здесь такое происходит? — потребовал ответа Председатель.

Пока парень медлил, голос подал его дядя:

— Это была моя идея. Я думал, без посторонних он разговорится.

— И как, разговорился? — голос Председателя сочился ядовитым сарказмом.

— К сожалению, нет. Он ничего не помнит.

Старший Полунин получил еще одну затрещину.

— В карцер его! До моего особого распоряжения пусть сидит там.

Старика вывели, и Председатель приказал отпустить Арчи и выгнал охранников. В подсобке остался только Рогволд. Он опустился на корточки и привалился спиной к стене. Из-за расслабленной позы могло показаться, что ему глубоко наплевать на то, что происходит вокруг, но его цепкий взгляд ни на мгновение не выпускал из виду Арчи и отмечал каждое его движение. Один неверный жест, и Рогволд сорвется с места, как хорошо обученный цепной пес. Пока этот головорез рядом, Председателю вряд ли стоило кого-нибудь опасаться.

— Как думаешь, когда я отпущу твоего дядю?

Арчи не имел об этом ни малейшего представления.

— А я скажу. Это зависит от тебя, парень. Он выйдет из карцера только после того, как ты расскажешь мне все, что вспомнишь.

— Что ж ему всю жизнь там сидеть, если я не смогу вспомнить?

— Вот именно. Он ведь уже далеко немолод. Вряд ли бедняга долго продержится в карцере, — сочувственно произнес Председатель. — Так что тебе лучше поторопиться.

* * *

День ото дня Василий мрачнел. Придворный летописец почти перестал разговаривать, побледнел и осунулся; сидя за рабочим столом, частенько замирал, не дописав строчку до конца, и застывал, уставившись бессмысленным взглядом в стену прямо перед собой. Арчи пытался его встряхнуть, но Василий как будто ничего не замечал. Оставалось следить, чтобы писатель хотя бы съедал дежурную пайку.

Руки практически зажили, и Арчи вновь попросился в забой. Но распорядитель работ, строго следующий приказам Председателя, остался непреклонен. Когда молодой человек в очередной раз заявил, что не может бездельничать и должен трудиться на благо общины, распорядитель воздел руки к небу и отправил Арчи в наряд на кухню. Вообще на кухне работали только женщины, и пускали туда только охранников. Ему следовало чувствовать себя униженным. С одной стороны, его окончательно признали негодным для мужской работы, а с другой — не считали, что его присутствие на кухне угрожает заведенному в Колонии матримониальному распорядку.