Онлайн книга «Анна Ахматова. Листки из дневника. Проза. Письма»
|
Напишите несколько слов хоть по почте. Ахматова
6 <Ленинград, 1934 г.> Спасибо за альбом, он чудный. Когда я Вас теперь увижу, милый Николай Иванович, мне что-то очень скучно стало жить. Совсем не вижу людей, плохо работаю. Что Москва, после мая я отношусь к ней по-новому. Напишите мне. Н. Н. купил газетные вырезки о футуризме за 13–15 г. г. Вот бы Вам. Жму руку. Ахматова
7 <Ленинград, 2-я половина 30-х гг.> Милый Николай Иванович, я у Лидии Михайловны Андриевской (Кирочная 8, кв. 69), где Вы уже бывали с Люсей. Зайдите туда. Я непременно хочу с Вами попрощаться. Ахм.
8 <Ташкент> 12 марта 1942 г. Милый Николай Иванович, спасибо, что не забываете меня. Как Вы могли подумать, что я на Вас сержусь. Если хватит сил – приеду в Алма-Ату повидаться с Вами. Перенести здешнее лето будет очень трудно и Вам и мне. Я закончила поэму, которая Вам когда-то нравилась. Из Ленинграда вестей нет. Привет Шкловскому, Зощенке и Лиле Брик. Пишите. Ваша Ахматова
9 <Ташкент, конец апреля – начало мая 1942 г.> Милый Николай Иванович, Виктор Борисович расскажет Вам обо мне и моей жизни в Ташкенте. 21 марта через Ташкент в Самарканд проехал с семьей Н. Н. Пунин. Он был в тяжелом состоянии, его нельзя было узнать. Недавно я получила от него письмо. Милый друг, мне очень трудно – от Вл. Георг. вестей нет. Когда я Вас увижу – и где… Пишите мне. Ну и жарко… Ваша Ахматова
10 Ташкент, 25 мая 1942 Мой дорогой друг, вот случай передать Вам несколько слов. Много думаю о Вас и тревожусь за Вас. «Не теряйте отчаянье», как говорил когда-то наш друг. О себе говорить все труднее. Повидаться бы! Меня зовут в Алма-Ату, но все это так сложно. Вчера получила открытку от Гаршина. Он был психически болен и не писал мне пять месяцев. Жду вестей от Вас. Ваша Ахматова
11 <Ташкент> 4 июля 1942 г. Мой дорогой друг, письмо, которое привез мне сын Паустовского, глубоко тронуло меня. Благодарю Вас за доверие, за светлую дружбу, которая столько лет была моим утешением и радостью. Сегодня получила письмо от Н. Н. Пунина. Он опять спрашивает Ваш адрес. Из Ленинграда получила несколько телеграмм – две из них от Вл. Геор. Напишите мне, что Вам лучше, что мы скоро увидимся. И пусть все у Вас будет благополучно. Ваша Ахматова
12 <Ташкент> 10 января 1943 г. Дорогой Николай Иванович, наконец после долгого лежания в больнице – я дома. Благодарю Вас за память и внимание. Как печально, что мы не встретились в Средней Азии. Может быть, это случится в Москве. Напишите о себе, не надо терять друг друга в такое время. Ахматова
13 <Ташкент> 6 апреля 1943 г. Дорогой друг, Ваша открытка была неожиданной и милой радостью. Но как жаль, что мы не встретились в Азии, где сегодня началась нежная зеленеющая свежая весна. Живу в смертной тревоге за Ленинград, за Владимира Георгиевича. Болела много и тяжело. Стала совсем седой. Хотела послать Вам с Валерией Сергеевной мою «Поэму без героя», которая выросла и приобрела «Эпилог», но не успела все это переписать. Как-нибудь в другой раз. От Левы телеграмма. Он здоров и поехал в экспедицию. О возможности моего приезда в Москву поговорите с Вал. Серг. Второе лето в Ташкенте я едва ли вынесу. Получаю изредка письма от Ник. Ник. (адрес его: Самарканд, Октябрьская, 43. В. Академия Художеств.). Передайте мой привет и благодарность Крученыху. Видаетесь ли с Бриками? И вообще как все происходит? И как давно я не видела Вас. Страшно, что листья на деревьях, кот. я застала в Ташкенте, выросли еще до войны, а теперь кажется – это было в прошлом существовании: Марьина Роща, и мои приезды в Москву, и проводы на вокзале. Напишите мне, мой дорогой друг. Я Вас всегда помню. Ваша
Ахматова
14 <Ташкент> 14 апреля 1943 г. Милый Николай Иванович, посылаю Вам «Поэму без героя» и несколько стихотворений. Есть ли возможность переправить и лично передать все это Вл. Георг. Гаршину (Л-д, 22, часть 053). Он работает в больнице Эрисмана, живет на улице Рентгена, 3. Ждем с Надюшей вестей от Вас. Не забывайте. Вчера выступала на вечере Маяковского. Привет. Ахматова
15 <Ташкент> 2 июня 1943 г. Совсем Вы меня забыли, Николай Иванович. А теперь все разлетаются из Ташкента, и я шучу: «Фирса забыли, человека забыли!» – но шутка выходит кислая. Что Москва? Что Брики? Что додельщик Крученых? Отсюда всюду далеко – написала я в одном письме, а выехать невозможно. У меня новый дом просторный, уединенный, пустынный. Я еще никогда не жила в таком пустынном доме, хотя руины и пустыри – моя специальность, как Вы знаете. Получили ли Вы мою поэму и письма, которые везла Вам В. С. Познанская? Если Вам трудно писать – пришлите телеграмму. Очень скучно так долго ничего не знать о Вас. Ах да, сейчас мне приходит в голову послать Вам мою книгу, которая вышла здесь. По-моему, ее главная (и единственная) прелесть заключается в том, что на ней нигде не означено место ее выхода. От этого у нее такой уютный вороватый вид. Зелинского я называю: «составитель меня» (ради Бога – это между нами), и Надя говорит, что это не моя острота, а Осипа. Может – быть! Живу я над Надей – сейчас она у брата. Надя стала очень добрая и светлая – жалеет людей и безмерно кротка со мной. Левка уехал в тайгу, от него была телеграмма из Новосибирска. Вероятно, экспедиция продолжится несколько месяцев. Владимир Георгиевич в Ленинграде. Он работает с 7 1/2 ч. утра до 11 ч. в. без выходных дней. Во время обстрелов и бомбежек читает лекции и делает вскрытия и вообще представляет из себя то, что принято называть скромным словом – герой. Тем не менее меня все неотступно спрашивают: «Почему ваш муж не может устроиться?» Или: «Разве ему не полагается отдых?» – и так без конца. |