Онлайн книга «Хроника смертельной весны»
— С какой стати ты мне приказываешь? — процедила она, надменно подняв бровь. — У тебя такого права нет. Что хочу, то и делаю. — Да неужели? На твоем месте я б аккуратнее подбирал слова. Не забывай, кто я. Не забывай, чем тебе грозит встреча со мной. — Да? И чем же она мне грозит? — Катрин почувствовала, что горло ее пересохло, и она кашлянула. — Тебе об этом известно лучше всех. Уже забыла, как обливалась кровью и слезами? Или твои раны зажили бесследно? Она медленно стянула с левой руки перчатку, и, не отрывая ненавидящего взгляда от его искореженного лица, сунула ладонь ему под нос: — Хочешь взглянуть? Он взглянул, и на мгновение Катрин показалось, что угол его перекошенного рта дрогнул в ироничной усмешке: — Тебе смешно?! — Поверь, нет, — он взял ее руку и погладил большим пальцем чуть заметный розовый шрам: — Действительно, почти зажило. Болит? — Болит! — она высвободилась рывком. — Болит так, что темно в глазах. — Вот видишь… — теперь ей уже не казалось — Олег улыбался и от этой его улыбки Катрин прошиб нервный пот — ей стало не просто страшно, а жутко. Все, довольно! Она сунула руку в карман пальто. Он внимательно следил за каждым ее движением. И ни один мускул на его лице не дрогнул, когда ему в грудь уперлось дуло пистолета. — Ты спросил, забыла ли я, каково быть с тобой. Я ничего не забыла. Кошмары по-прежнему мучают меня ночами. И не только ночами, но и среди бела дня. Поэтому, пора, наконец, убить тебя не понарошку. — Вот, значит, как… — Да, вот так! А зачем, ты думал, я пришла сюда? — Прикончить насильника и душегуба? — А ты надеялся, что я тебя простила? Да с чего, черт побери, ты это взял? Ты искалечил мне жизнь. Я как сломанная кукла… Я ничего не чувствую. Вот здесь, в груди, так пусто… так холодно. — Тогда тебе не составит труда выстрелить в меня. Ну, родная, давай. Она, однако, медлила, не отрывая от него испуганных глаз. Он счел ее страх за колебание: — Стреляй же. Я не собираюсь сопротивляться. Смерть от твоей руки — лучшее, чего я могу ожидать от жизни. Ее губы задрожали: — Одни слова… одни слова. Я думала… я надеялась, ты изменился. — И совершенно напрасно. Помнишь, в Москве я сказал тебе, что люди не меняются. Меняется их отношение к жизни, к окружающим и так далее… Короче, внешние факторы. А то, что внутри человека, то, что составляет его суть — остается неизменным. А кто я такой — ты знаешь. — Знаю лучше, чем кто-то еще. — Тогда зачем ты явилась сюда? Ты же думала, что я подох. — Я слышала выстрел! Что еще я должна была думать? — Только не говори, что ты меня оплакивала. Катрин шевельнула бледными губами, желая возразить, но он не дал ей шанса: — Я убийца, насильник и вор — не лучший набор характеристик, чтобы привлечь женщину… уже пострадавшую от моей жестокости. Ты права — незачем мне жить. Убей меня и всем станет проще. Уж тебе — точно. Внезапно пистолет в ее руке стал невыносимо тяжелым — настолько, что ее запястье чуть опустилось. — Да стреляй же, наконец! — взорвался он. — Избавь мир от чудовища. — Зачем ты все это говоришь? — не выдержала она. — Ты можешь быть другим. Я знаю тебя другого. — Ты о Нантвиче? Не смеши меня! Он просто тебя охмурял. А ты, наивная дурочка, искренне полагала, что сама его охмуряешь. Какой легкой добычей ты оказалась, Катрин! — Да как ты смеешь?! — она вновь наставила на него пистолет. — Не стоит медлить. Я сказал однажды — считай, меня уже нет. Все в силе. Убей монстра и положи этому конец. — И ты разрушил мою жизнь, втоптал меня в грязь, вырезал свои долбанные инициалы на моем теле, чтобы заявить сейчас — убей?!! — разъярилась она. Он молчал, не сводя с нее обжигающего взгляда. Казалось, он наслаждается каждым моментом, что она рядом — несмотря на смерть, нацеленную ему прямо в сердце. Их глаза встретились, и уже не отрывались друг от друга, соединенные невидимой сияющей нитью. Наконец, он дотронулся до лица Катрин ладонью, оттирая ползущую по ее щеке слезу: — Не плачь. Просто нажми на спусковой крючок. — Сейчас, — она сглотнула и сильнее сжала пистолет. Он улыбнулся и положил руку поверх ее и чуть надавил. Этот его жест перепугал Катрин настолько, что она разжала пальцы, и пистолет со стуком упал на пол. — О господи! — воскликнула она, закрывая лицо руками. Олег нагнулся, чтобы поднять оружие: — Глупая, ты даже с предохранителя его не сняла, — с этими словами он протянул ей пистолет. — Только у меня дежа вю? Однажды мы это уже проживали… — За что ты так со мной? — чуть слышно прошептала Катрин. — Как — так? — Почему ты надо мной смеешься? — Я — смеюсь? Мне, знаешь ли, не до смеха. Женщина, которую я люблю, целится в меня, а я не осмеливаюсь ее даже поцеловать. — Почему? — вырвалось у нее. — Боюсь получить по физиономии. — Когда тебя это останавливало? — с горечью спросила она. Рыков кивнул: — Действительно, никогда. — Тогда почему? — в голосе Катрин прозвучало такое исступленное отчаяние, что он уже не осмелился ерничать, а поднял на нее полные муки глаза: — Я поклялся. Поклялся, что никогда тебя не увижу. — Кому поклялся? — Не имеет значения. Поклялся — и все. — Да провались она пропадом, твоя клятва! Ты все равно ее уже нарушил! Зачем ты следил за мной, зачем выловил меня из Сены? Кто тебя просил? — Не тряси головой! Да, выловил. А что, я должен был стоять и смотреть, как ты топишься, идиотка? — Это я — идиотка? — Нет, это я идиот! Как я мог дать такую слабину. Ведь я почти тебя забыл. Катрин оказалась не в силах сдержать саркастических смешок: — Ха! И поэтому выслеживал меня на мосту? Видимо, чтобы получше забыть. Чтоб уж наверняка? — Катрин, раз в жизни — прояви благоразумие. Когда-то ты отвергла меня, облив презрением — и была права. Что мне дать тебе, кроме горя и боли? Рядом со мной ты никогда не обретешь покоя. — Я знаю, — из последних сил сдерживая слезы, прошептала она. — Но если все так, как ты говоришь — то какого черта ты помешал мне сделать то, что я решила? Мой поступок был вполне осознанным, я взрослый человек, и… — Ты безответственная дура! — рявкнул Олег, но осекся: — Прости. — Прости? — растерялась она. — Что, черт побери, значит это твое — прости? Он молчал, прикрыв глаза. Катрин терпеливо ждала. Наконец, она услышала голос, в котором гулко звенела безысходность: |