Книга Хроника смертельной весны, страница 35 – Юлия Терехова

— Еще как стоит! Пожалуйста, не скрывай от меня ничего! — умоляюще воскликнула Анна. — Так что ты говорил о тайной войне?

— Я пока не знаю, кто наш противник. Тони — не первая жертва.

— Жертва! — воскликнула Анна в отчаянии. — Значит, ты уверен, что нам ее не спасти.

— Я надеюсь на лучшее. Если от тебя ждут отказа, то, видимо, планируют сохранить ей жизнь. Иначе, где гарантия, что ты оставишь свой отказ в силе?

— Франсуа, я в безвыходном положении.

— Безвыходных положений не бывает — это одна из непреложных истин Паллады. Порой приходится принимать крайне неприятные решения. Как на любой войне.

— Значит, все же война? Только этого не хватало! — Анна встревоженно сжала руки. — Но чем ты занимаешься в Палладе в мирное время?

— Ты в курсе, что у слова «маршал» есть еще значения? Например, в США так называют шерифа, надзирающего за законностью деятельности судов и за исполнением приговоров. Это мои функции в мирное время. И именно по этой причине я живу в Париже более десяти лет.

— То есть ты — маршал уже десять лет?

— Двенадцать, если быть точным.

— И кому ты подчиняешься?

— Никому. Я над организацией. Даже Магистр мне не указ.

— А ты можешь приказать Магистру?

— Теоретически могу. Если сочту его действия неправомерными, не соответствующими Уставу. Но за весь срок моего маршальства такое случилось лишь однажды.

— Когда?

— Два года назад, — Альба сделал паузу, а затем продолжил довольно сурово: — Когда один из командоров воспользовался рыцарями Ордена в личных целях.

Анна ощутила, как ее мгновенно прошиб пот. Она не могла отвести взгляд от спокойного лица Франсуа. Наконец он смягчил тон: — Что же ты молчишь? Не спрашиваешь, кто был тем командором?

— Я знаю, — отважно заявила Анна. — Это была мадам Перейра. Она просила за меня мадам Гризар. Значит, ты все обо мне знал.

— Не все, — Альба покачал головой. — Но, конечно, я следил за тем, что ты делаешь. Когда я выразил Моник недовольство, она нашла аргументы, которые меня почти убедили.

— Почти?..

— Почти, — Франсуа невозмутимо варил кофе, ничуть не смущаясь шоком Анны. — У тебя найдется бренди?

— Только коньяк. Жики пьет его как снотворное.

— Пойдет. Я приготовлю для тебя кофе «Карахильо». По традиции его готовят с бренди или орухо…

Анна тем временем достала бутылку мартеля из кухонного бара. — Но и мартель сойдет, — улыбнулся он. — Дай-ка мне два стеклянных стакана.

Он налил в стаканы коньяк — ровно до половины, и долил их горячим крепким ристретто. — Вот так! — удовлетворенно заключил он и протянул стакан Анне: — Попробуй!

Анна сделала нерешительный глоток и мгновенно из ее глаз брызнули слезы: — О господи, Пако! Как это пить?!

— Не торопясь, за душевной беседой, — улыбнулся он.

— Нашу беседу можно назвать душевной с большой натяжкой, — она все еще не могла отдышаться.

— Почему? Мне казалось, мое общество тебе, по крайней мере, приятно.

— Общество — да! А вот тема нашего разговора тревожит меня все сильнее с каждой минутой.

— Понимаю, — Франсуа, прислонившись спиной к холодильнику, прихлебывал маленькими глотками свой дьявольский напиток. — Насколько мне известно, московская полиция возобновила то дело… по вновь открывшимся обстоятельствам.

Анна вздрогнула. Да что же, в самом деле, это такое! Есть ли вообще в ее окружении человек, для которого ее жизнь не открытая книга?

— Франсуа, — медленно начала она. — Мне все это не нравится.

— Мне тоже. Некоторое время назад в Москве пропал один из палладинов. Теперь стало известно, что он погиб. Ты его знала?

— Да. Саша Гаврилов. Он помогал мне… решить проблему.

— Неудачно, насколько я знаю. А теперь он мертв. И его жена тоже. Губы Анны вновь задрожали: — Бедные. Бедные… Кто мог их убить? У тебя есть подозрения?

Альба кивнул.

— Ты мне не скажешь?

— Нет. Не уверен, что у тебя есть доступ к информации подобного уровня. Сначала я должен обсудить это с мадам Перейра.

— Понимаю.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложил Альба.

— Например?

— Давай поговорим о нас.

— А есть такое понятие — мы? — Анна улыбнулась.

— А разве нет?..

Анна помолчала. С момента их странного объяснения в ресторане на Пуэрто-дель-Соль прошло всего-то часа четыре. Тревожные мысли о Тони занимали ее беспрестанно, но через черный их строй просачивалась еще одна, не дававшая ей покоя, как заноза, застрявшая в пальце. Эта мысль была вызвана случайной обмолвкой Франсуа. Но спрашивать она стеснялась.

— Смелее, Анна, — подбодрил ее Франсуа. — Я же вижу, тебя что-то беспокоит.

— Не то чтобы… Просто в Мадриде вы…

— Мы перешли на ты. Я огорошил тебя моим предложением?

— Само собой. Но одна фраза, которая сорвалась у вас… у тебя, меня беспокоит.

— Какая именно?

— О пережитых нами обоими разочарованиях.

— Да, я помню. Ты хотела спросить обо мне?

Анна молчала. Она боялась показаться бестактной и навязчивой. Хотя, собственно, если Франсуа с такой легкостью обсуждает ее, Анны, проблемы, почему она смущается из-за своего вполне резонного любопытства?

— Я хотела спросить, что ты имел в виду, — наконец выдавила она. — Но ты можешь не отвечать.

— Да, не самая приятная тема, — нахмурился он. — Но твой интерес вполне уместен. Несколько лет назад, когда я был еще женат, у меня была связь с замужней женщиной, которая очень скверно закончилась.

— Что значит — скверно?

— Муж той дамы покончил с собой. Повесился.

— О Господи! — охнула Анна.

— Я считаю — и у меня есть на то веские основания, что он узнал об измене жены. Я постарался расстаться с ней — максимально мягко и безболезненно — так мне, во всяком случае, казалось.

— Не понимаю. Ты расстался с ней, потому что ее муж узнал о вашей связи?

— Нет. На то была другая причина. Но, к сожалению, человека уже не вернешь. А он был хороший парень.

— Когда это случилось?

— Не волнуйся. К тому моменту, как я познакомился с тобой, наши отношения с ней практически сошли на нет.

— Это ты так считаешь? — Анна подивилась про себя мужской наивности — или им просто удобно считать, что они ни в чем не виноваты?

— Ты ее любил?

Он молчал. Что бы она хотела услышать? «Да, любил» — и задаться вопросом, не продолжается ли его любовь к той женщине до сих пор? «Нет, не любил» — и поразиться цинизму хладнокровной супружеской измены. Хотя, какое право она, Анна, имеет его судить — она сама ничуть не лучше.