Онлайн книга «Боулинг-79»
|
Словарного запаса не хватало. Но, с другой стороны, оба прекрасно понимали друг друга. Ох, а как от француза пахло – чем-то одновременно сладким и горьким, ужасно притягательным. Сколь нежны были его пальцы, касающиеся Лилиной ладони… Часы, как пишут в романах, пролетели незаметно. Вдруг Лиля спохватилась – как раз на мосту через Эльбу. – Батюшки! Уже полтретьего! Мне надо в общагу! – Зачем? – Как ты не понимаешь! В четыре у нас подъем! Завтрак, линейка! – А ты не можешь заболеть? Ведь ты же сама врач! – Увы, Жан-Жак, теперь уже не могу. – Почему? – Долго объяснять. Они рысцой, где лидировала Лиля, бросились в общагу. На прощание, перед тем как разойтись по комнатам, Лиля подарила французскому юноше поцелуй. Всего один, почти платонический. Знать бы, что он окажется первым и последним… Ей пришлось стучаться в свою комнату. Девчонки, заразы, закрылись на замок. Лиля пробормотала «спасибо» той, что ей отперла. А перед тем как скользнуть в свою постель и задернуть шторки, Лиля успела заметить, что постель Ленки пуста. Дай бог, чтобы несчастной дурнушке повезло со своим французиком… Лиля смежила веки и мгновенно уснула. Ей оставалось спать меньше часа. Дежурные начинали стучать в двери в четыре. В половине пятого был завтрак у первой бригады; без четверти пять – у второй. Завтракали в комнате, где проживали две девчонки-поварихи. Их взяли в отряд за кулинарные таланты. Всем двадцати четырем бойцам отряда поместиться в одной комнате, рассчитанной на четверых, было проблематично – во всяком случае, для принятия пищи. Но после завтрака происходило нечто вроде собрания, и тогда уж, хочешь не хочешь, в комнату набивались все. В ходе линеек командир и комиссар обычно давали развод на работу, сообщали о планах и новостях. По утрам бойцы отряда обычно были хмуры. Шутка ли, просыпаться в четыре, да после развеселого вечерка в «Келлере» идти на работу, согласно немецкому ордунгу, к шести. А в то утро командир вообще сидел как туча. В сторону Лили за весь завтрак ни разу не глянул. И лишь один человек из числа советских студентов, несмотря на видимый недосып, аж светился изнутри: то была некрасавица Лена. Хоть Лиля и не успела ни о чем спросить свою временную подружку, по ее сияющему лицу очевидно было: с французиком у нее все склеилось, и расстарался задохлик вовсю. Слава богу, подумала Лиля, хоть кому-то здесь выпадают счастливые ночки. Хотя и к абсолютным несчастливицам она, после ночной платонической прогулки с Жан-Жаком, отнести себя никак не могла. Поела вторая бригада. Вернулась покурившая первая. Весь отряд набился в комнату. Заняли все четыре кровати, даже верхний ярус, прислонились к стенам и подоконникам. И тут командир начал свою речь. – В нашем отряде произошло ЧП, – с места в карьер бухнул Володя. Обвел собравшихся тяжелым взглядом. В комнате установилась гробовая тишина. Командир продолжал: – Двое бойцов нашего отряда сегодня всю ночь отсутствовали в расположении лагеря. Это является тягчайшим нарушением дисциплины. Вас всех в Москве предупреждали. Но кое-кому эти предупреждения пошли не впрок. Что ж! Эти двое будут немедленно отчислены из отряда и в двадцать четыре часа высланы на родину, со всеми вытекающими отсюда последствиями… Лиля почувствовала, что у нее похолодело внизу живота. Ее словно парализовало. «Но, может быть, это не о нас?! – пронеслась паническая мысль. – Не обо мне?!» Она видела, как несчастная толстуха Лена вся заливается краской. Начиная от шеи, и выше, выше, от щек ко лбу, разливаются алые пятна. – А кто эти двое? – удивленно спросил переводчик Саша Штайн. – Да, действительно, кто? – спросила противным писклявым голосом девчонка, открывавшая ночью дверь Лил е. «Вот она, главная стукачка», – догадалась та. – Раз вы настаиваете, я скажу, – кивнул командир. – Это Елена Тропарева и Лилия Велемирская. Лена ахнула и закрыла лицо руками. Лиля, хоть и готова была услышать то, что услышала, все равно почувствовала нечто вроде удара под ложечку. – Все свободны, – глядя куда-то в сторону, проговорил Володя. – Выезжайте на работу. А Тропарева и Велемирская сегодня могут не выходить. Будем оформлять документы на вашу высылку из страны пребывания. Шумный выдох пронесся по рядам собравшихся. Все встали и молча, словно на похоронах, потянулись вон. По прошествии лет Лиля поняла, что, конечно, не стал бы Володя высылать их из ГДР. Зачем ему скандалы и неприятности?! Ровным счетом незачем. Поэтому все сказанное им на утреннем «построении» было шантажом чистой воды. Но до этого она дошла много позже – а тогда-то, в свои двадцать… Ей стало очень страшно. Она знала, как в результате инцидента в МЭТИ расправились с ее предшественником, студентом-медиком Эдиком. Однако тому-то вкатили только выговор по комсомольской линии, да стипендии на будущий семестр лишили. В ее случае дело пахло исключением из комсомола и отчислением из института. Постепенно все покинули комнату. Только Лена, закрыв лицо руками, неподвижно сидела на своем месте. Володька достал какую-то папочку, принялся перебирать бумаги. – Тропарева, Велемирская, что вы сидите? Идите, – не глядя, официальным тоном бросил он. Лена вскочила и, вся в слезах, бросилась прочь из комнаты. Лиля осталась. Ей тоже хотелось заплакать, но она не должна была, не могла – ради себя и Леночки, которая, может, впервые сегодняшней ночью изведала счастье. Когда они с Володей оказались наедине, Лиля спросила его тихим голосом: – Зачем ты это делаешь? – Я? Что? – ненатурально изумился Володька. – Зачем ты заварил эту кашу? Тут он впервые посмотрел на нее – весьма свирепо: – Я?! По-моему, это вы, две, ее заварили. – Зачем ты затеял цирк с отчислением? Подумаешь, преступление: погуляли ночью!.. – Велемирская, это ты в Москве будешь объяснять. На своем факультетском бюро. Когда тебя из комсомола выгонять будут. – Хорошо, накажи меня. Но не трогай Ленку. Я ее подбила. А она вообще ни при чем. – Я думаю, торг здесь неуместен. Что-то подсказало ей – подойти к нему поближе. И Лиля встала со своего места, подошла вплотную к командиру и вперилась прямо в его глаза. Он выдержал ее взгляд. – Не надо этого делать, Володя, – тихо сказала она. Он ответил – столь же тихо, но зло: – Я не могу позволить, чтобы моя девушка гуляла по ночам неизвестно с кем. Тем более – с каким-то французом. Ясно? |