Онлайн книга «Боулинг-79»
|
Валерка без энтузиазма откликнулся: – Ну, ладно. Давай прочти мне что-нибудь. – Что, прямо сейчас? – Ну да. – Э-э, нет. Давай-ка я подготовлюсь, да выучу роль. И тогда ты меня прослушаешь. Желательно – на настоящей сцене. – Ну, давай. – И не делай кислое лицо! Я таких, как твоя Ундертон, пачками заткну за пояс! – Да, – серьезно пробормотал Валерка, – я, наверно, стал настоящим режиссером. – С чего ты взял? – Ну, как? Девушка, с которой я сплю – у меня главные роли играет. – Подожди, может, тебе еще не понравится, и ты меня не утвердишь, Станиславский ты мой… И Лиля бросилась на него, повалила на кровать и принялась целовать его лицо. Ее большие прохладные груди уперлись ему в грудь, и Валерка почувствовал, как его дружок отозвался мощной боевой готовностью. …Через день они пришли вдвоем в ДК. Лиля была тиха и скромна. Она надела свою любимую черную водолазку, и черные брюки, и туфли без каблуков. Отдельная репетиционная комната была в полном Валеркином распоряжении. Уж об этом Олъгерд Олъгердович позаботился. Валерке и главный зал без вопросов давали, когда там не было кино, собраний или репетиций. А в начале учебного года собрания или репетиции случались редко. Итак, Лиля поднялась на сцену. Валерка собственноручно выставил свет. Лиля вошла в луч прожектора. Достала, в соответствии со сценарием, из кармана военный треугольник письма. Лихорадочно быстрыми движениями распечатала его. Начала читать вслух, жадно вглядываясь в строчки: Жди меня, и я вернусь, Только очень жди… Она не успела дочитать стихотворение Симонова до конца. – Стоп! – заорал Валерка. Он был ошарашен и восхищен. Лиля и вправду оказалась лучше любой Оли-Ундертон. Более того, она читала вполне на уровне любой профессиональной актрисы!.. Лиля осеклась на полуслове и, ослепленная прожектором, стала напряженно вглядываться в зал, где, как настоящий режиссер, поместился Валерка. – Девушка! Вы приняты! В основной состав! И Лиля запрыгала на одном месте в луче прожектора: – Да! Да! Да!.. …Однако не все проблемы с инсценировкой разрешались столь счастливо. Перед тем как прочитать сценарий агитбригаде и начать репетиции, Валерка отнес свое творение Олъгерду Олъгердовичу. Надо было соблюсти политес. К тому же директор ДК очень просил его «об этом небольшом одолжении»: – Ни в коем случае не сочтите, дорогой Валера, что это – цензура. Я не стану вас просить менять в сценарии ни единого слова, уж поверьте!.. Но, может быть, мой опыт будет вам чем-то полезен… Может, я помогу вам… Подскажу что-нибудь… И тридцать первого августа Валерка оттащил свой труд, перепечатанный машинисткой набело-, Олъгерду Олъгердовичу. Душа у него пела. Он чувствовал: композиция у него получилась что надо. Очень романтичная, и трагедийная, и берущая за душу. Было что ставить и что играть. А в тот же день в общагу с каникул вернулся Володька. Как ни в чем не бывало, он въехал в сто девятую комнату. Вручил Валерке привезенные из Дрездена подарки. Воистину царские: каплевидные темные очки, а также джинсы. Подарил с усмешкой: – Ты будешь самый завидный жених в институте: с двумя парами джинсов. Очки сидели как влитые, и джинсы сидели как влитые. Даже странно: откуда Володька в точности узнал Валеркины размеры? Не иначе как Лиля подсказала… Впрочем, Валерка решил не говорить с ним о Лиле. И отношений не выяснять. Как будто то, что случилось, было вполне естественным: девушка уходила к другу, спала с ним, а потом вернулась. Валерка берег себя. И свое хрупкое счастье. И еще – своего единственного настоящего друга. Хотя при мысли, что Лиля спала с этим боровом, у него темнело в глазах, и становилось трудно дышать, и хотелось избить Володьку или хотя бы разбить что-нибудь… Первого сентября все студенты, даже неисправимые прогульщики, отправились на занятия (надо же повидаться с пиплом после долгих каникул, пофорсить обновками и новыми значками на стройотрядных куртках!). Все – кроме Валерки. Тот пошел ровно в противоположную от института сторону: в ДК, к Олъгерду Олъгердовичу. Вернулся в комнату он под вечер, мрачнее тучи и изрядно хмельной. Принес с собой бутылку водки. Володька лежал на кровати и читал адаптированный «Остров сокровищ» на английском языке. – Давай, Вован, с тобой обозначим, – сказал Валерка, водружая бутылку на стол. Володя поднял бровь. – Повод? – Ну как же!.. День знаний!.. Новый день учебы в гадском институте. Володя лапидарно заметил, подсаживаясь к столу: – Ты не в духе. – Нет, я в духе! Мои морально-волевые качества крепки как никогда!.. Открывай!.. В тумбочке у Володи нашлась баночка шпрот и четвертушка черного хлеба. Он покорно открыл бутылку и разлил по стаканам тепловатую водку. Валерка поднял свой сосуд. – Давай!.. Не чокаясь!.. Они опрокинули водку, занюхали клейковатым хлебом. Володя осторожно спросил: – Почему не чокаясь? Умер кто?.. Валерка окрысился. – Да – умер! Именно – умер!.. – Кто? – Мой сценарий. Володька нахмурился. – Что, Олъгерду не понравился?.. Несмотря на то, что между ними произошло, Валерка все равно рассказывал своему другу о себе и о своих делах. Обо всем – кроме Лили. Эта тема была для них табу. Валерка грохнул кулаком по столу. – Да все Олъгерду понравилось! В том-то и дело, что понравилось!.. Он меня битый час облизывал. Сценарий, говорит, великолепный. Такой, грит, что Любимову на пару со Спесивцевым и не снилось! Давайте, говорит, скорее ставьте – да поедете на гастроли по всему Союзу, да будем призы брать на всех конкурсах!.. Володя снова поднял бровь. – Так в чем же дело? – Налей еще. Они снова выпили, и снова не чокаясь. Валерка, казалось, впал в прострацию. Уставился на стенку, где висела обложка от диска «На волне моей памяти», молча щурился, беззвучно шевелил губами. Володька терпеливо переспросил: – Так что же все-таки случилось? Валерка скривил гримасу и единым духом выпалил: – Олъгерд хочет, чтобы мы вставили в композицию Брежнева!.. |