Онлайн книга «Черно-белый танец»
|
Утешать ее было некому. …Мама – ей Настя позвонила на следующий день – сказала ней коротко: «Дрянь!». И раздались противные короткие гудочки. Милка – Настя попросила подругу прийти – тоже встала на сторону врага. Виновато посмотрела на Капитонову, пропищала: – Конечно, Сеньку можно понять… Он же хотел как лучше! – Что?! Что он хотел?! – взорвалась Настя. – Обеспечить семью он хотел – этими побрякушками?! Ты сама-то хоть понимаешь, что говоришь?! Милка сникла: – Ну, он, наверно, думал, что вы теперь на Бронную могли бы вернуться… Ты ж там прописана… Настя прикрыла глаза и попросила: – Уходи. Милка облегченно вздохнула и поспешно покинула квартиру. Могла бы хоть сделать вид, что сострадает! Но дело было не только в маме, и не только в Милке. В университете, куда Настя, чтобы хоть на время забыться, выбралась на следующий день, к ней подошел начальник курса. – Анастасия, – строго сказал он. – От меня потребуют, чтобы характеристика на Челышева была соответствующей. Но я напишу то, что считаю нужным, и пусть меня за это хоть из партии исключают! Начкурса выжидательно смотрел на Настю: видимо, ждал одобрения. – Да пишите вы, что хотите! – воскликнула Настя. – Неужели вам не понятно – всем вам, идиотам, – что Сеня не убивал?! Не мог он убить – вы, дуболомы! И она снова плакала, и дала отвести себя в медпункт, и пила валерьянку, совершенно не чувствуя отвратного вкуса… К встрече со следователем Настя подготовилась основательно. Она должна драться за Сеньку, должна убедить его, доказать, что ее Арсенечка – не виноват! Но следователя Настин рассказ не впечатлил. Она уверенно, как настоящий робот, перечислила все свои доводы: Сеня хорошо относился к деду… Сеня неплохо зарабатывал в своей газете, и на жизнь им вполне хватало… С Сеней они разговаривали в тот день по телефону – и его голос звучал абсолютно спокойно… Следователь только кивал, и весь вид его демонстрировал: «Какую, девушка, вы несете чушь!» Настя, волнуясь, выложила последний козырь: – Я совершенно точно знаю: в нашу квартиру в этот день кто-то приходил. Кто-то чужой. Сто процентов – это был не Сеня… А еще мы ключ от квартиры потеряли… Давно, в декабре… Следователь мимолетно оживился. Выслушал Настин рассказ. Усмехнулся: – Кучка песка, говорите? На полу в кухне? А он сохранился, этот след? Настя потупилась: – Я же тогда не знала… Даже представить себе не могла… Я вытерла пол тряпкой. А следователь хладнокровно подытожил: – Ну вот видите, гражданка… Следов нет – а на «нет» и суда нет… Впрочем, суда пока нет – а следствие есть, – следователь захихикал, довольный собственным остроумием. – Вы не волнуйтесь, гражданочка. Следствие во всем разберется. …«Пора смириться и решить, наконец, что делать, – думала Настя-человек. – Тем более, что у меня, кажется, большие проблемы. Личные проблемы». Но Настя-робот по-прежнему ни о чем думать не могла. Просто выполняла механические, никому не нужные действия. Зачем-то умывалась и причесывалась, драила квартиру и оплачивала телефонные счета – еще Сенькины! – за переговоры с Южнороссийском. Унюхав жареное, заявился хозяин комнаты. Потребовал с Насти «деньги вперед или освобождайте жилплощадь». Денег не было, а переезжать к матери Настя не согласилась бы ни за какие коврижки. «Сеньку выпустят! Они во всем разберутся – и отпустят его!» Настя отнесла в ломбард на Пушкинской гранатовые сережки – дедов подарок – и откупилась от настырного хозяина. А вечерами, когда меркли слабенькие весенние дни, она надевала любимую Сенькину кофту – голубую, с рукавами «летучая мышь», и садилась в кресло. Ей почему-то казалось, что Арсения отпустят именно на закате… В один из вечеров в дверь действительно позвонили. Настя не помнила, как летела по коридору, натыкаясь на одежный шкаф и тумбочку для обуви… Как мимолетно поправляла волосы перед зеркалом… Как открыла дверь, сияя улыбкой… На пороге стоял Эжен. В его руках пахли весной мимозы. Он прошелся по Насте быстрым, цепким взглядом. Усмехнулся: – Кажется, ты ждала не меня… Настя подавила искушение захлопнуть дверь перед его носом. Холодно спросила: – Ты чего-то хотел? – Для начала – войти. Женя оттеснил ее в коридор, закрыл за собой дверь. Приказал: – Цветами займись. «Сенька ненавидел мимозы. Почему-то считал, что они пахнут гробами». Настя послушно вынесла из комнаты вазу, наполнила ее водой, поставила цветы: «А ведь и правда – пахнут мертвым деревом». Эжен уже по-хозяйски расположился в комнате. Безошибочно выбрал Сенькино кресло, закинул ногу за ногу. На губах блуждала гаденькая ухмылка. – Кофе угостишь? С коньячком, если есть. Настя просьбу проигнорировала. Молча села в кресло напротив, сложила руки на коленях: – Ну, говори: зачем пришел? – О тебе беспокоится мать. Просит вернуться домой. Настя пожала плечами: – Мне она не говорила… что беспокоится. Если хочет – пусть звонит сама. – Нехорошо, Настя, – покачал головой Женя. – У Ирины Егоровны такое горе… Настя вспыхнула: – Можно подумать, у меня – сплошная радость. Женя будто не слышал: – Это ее родители погибли… Ее мать и отец. «Дед и мне был, как отец. Даже лучше». На глаза навернулись слезы. А Эжен с нажимом продолжил: – Она не может потерять еще и дочь. Пожалуйста, прости ее. И вернись к ней, домой… Настя собралась с силами, выдохнула: – Ты пришел только за этим?… Я тебя поняла. Все, спасибо. Можешь идти. Женя проговорил – будто в пространство: – Я, кажется, просил кофе… – Обойдешься, – сгрубила Настя. – Проваливай. Эжен внимательно посмотрел ей в глаза: – Слушай, цыпочка… Ты такая резкая… В твоей-то ситуации надо быть поскромней. Не боишься пробросаться? – Не боюсь, – отрезала Настя. – Вали отсюда! И цветы свои поганые забирай! Они гробами пахнут! Слезы, давно собиравшиеся в глазах, не удержались – хлынули потоком. Ну вот, только этого не хватало – рыдать при противном Эжене! Настя бросилась в кресло, уткнулась носом в спинку. Она не может плакать при нем! Но остановиться тоже не может… – Ух-ходи! – простонала она сквозь слезы. Скрипнуло кресло: Женя встал. Настя заплакала еще горше. И почувствовала на своих плечах его сильные руки. Она дернулась, попыталась освободиться. Женя легко поднял ее – Настя молотила его руками и ногами – и, давя стальными объятиями, перенес на диван. |