Онлайн книга «Дорога к свободе. Беседы с Кахой Бендукидзе»
|
(Кох хохочет.) КБ: «Давайте по-людски сделаем – дубовый паркет». Я подумал: действительно, какой еще у меня должен быть кабинет. Я руковожу университетом – ну куда дальше. И я злой очень, потому что они разрушили мое представление о том, чем я буду заниматься в старости. ВФ: Наоборот – вам подарили еще один шанс состояться на новом поприще. КБ: Чтоб ты жил в интересное время. ВФ: Смотрите, вы же сейчас оба в такой ситуации. АК: Я бы хотел добавить, что объективно оцениваю свой потенциал. Мой имидж, который был создан усилиями многих, откровенно говоря, дает мне основания считать, что у меня нет никакого политического потенциала. ВФ: Так у Кахи тоже с имиджем проблемы. Он, по слухам, затопил Тбилиси… АК: За свой имидж пусть он отвечает, а я за свой отвечаю. Поэтому я и говорю, что можно, конечно, рассуждать, как было бы хорошо стать президентом Путиным, но я отдаю себе отчет в том, что у меня нет никакой возможности это сделать. Поэтому когда вы спрашиваете, готов ли я вернуться во власть… А ждет ли меня кто-то? ВФ: Не обязательно во власть. Можно вернуться к работе по реформам. АК: А что это такое? ВФ: Помощь новому поколению реформаторов… АК: Дайте реформатора, чтобы ему помочь. Где этот реформатор? ВФ: На самом деле, интересная вещь получается. Ведь и в России, и в Грузии – хотя Сонин считает, что, конечно, в России нужно срочно сделать дерегулирование по грузинскому образцу, – вопрос упирается не в экономику, а в политическую реформу. Как сделать так, чтобы что одна страна, что другая стала устойчивой демократией, где власть сменяется. АК: Как я понимаю, главная проблема России сейчас состоит в том, что та доля дохода, которая должна быть направлена на реинвестирование, не реинвестируется, а утилизируется. Вот поэтому и нет ни роста, ни инвестиций. ВФ: Но это не главная проблема, это следствие главной проблемы. АК: В экономике это главная проблема. А она – следствие существенного недоверия к власти, которая пятнадцать лет упорно доказывала, что ей доверять нельзя. Поэтому, что ты собираешься реформировать? ВФ: Нужно реформировать власть. АК: А власть не хочет реформироваться. ВФ: По сути, что там, что там речь идет о политической трансформации. КБ: Разница в том, что в России уже очевидно, что выборы ку-ку, а в Грузии пока есть иллюзия у многих, что выборы не ку-ку, а еще состоятся. АК: Ужо мы покажем. КБ: Да, ужо мы покажем, что негоже нас обманывать. ВФ: Как в России в 2003-м. КБ: Такая вот разница. Отставание на несколько лет. Когда в России стало понятно, что выборы ку-ку? АК: Мне после 2003-го, когда нас прокатили на выборах совершенно грязно. ВФ: Сурков тогда сказал: всем спасибо, все свободны. АК: Сурков до конца нас «лечил», что мы преодолели пятипроцентный барьер. ВФ: После того как выборы закончились, он высказался в том духе, что силы, которые не прошли, внесли свой вклад в строительство России, но больше, видимо, не нужны. АК: Сурков уже к тому времени сам был не свободный человек. Я же с ним разговаривал на следующий день после ареста Миши. КБ: И что? АК: Он, как лев, дрался, чтобы Ходорковского не арестовали. Естественно. ВФ: На словах дрался, как лев, – или по-настоящему? АК: Я просто знаю: бегал как подорванный, требовал, топал ногами, заявления всякие клал на стол и так далее. Я ему говорю: «Слава, ты нам помоги, давай мы пройдем в Думу, мы через Думу будем орать, мы все развернем». А он: «Пройдете – пройдете, не пройдете – ничем не могу помочь». «Пусти нас в телевизор, – говорю, – иначе ведь дойдет до того, что пути назад уже не будет». Тогда Слава сказал ключевую фразу: «Вы не понимаете – уже дошло». «Ну хорошо: так что это получается, – спрашиваю, – нас расстреливать поведут, а ты даже не выйдешь нам помочь?» А он: «А что – мне с вами вместе, что ли, становиться к стенке?» КБ: Логично. АК: Так что, старички, вы там дальше одни, а я тут, слава богу, зацепился, поэтому уже буду здесь. Вот. ВФ: А я продолжу решать масштабные задачи. АК: Сколково, Южная Осетия – масштабные задачи. ВФ: Мы Ходорковского спрашивали, когда была пройдена точка невозврата – между 2000-м и 2003-м. АК: А я считаю, что она и в 2003-м еще не была пройдена. КБ: Ну как – Ходорковского арестовали. АК: И что? КБ: Это, по всей видимости, и было концом эпохи. АК: Это было знаковое событие, но возврат был еще возможен. Я считаю, окончательно точка невозврата была пройдена в 2011 году, 24 сентября. Когда Путин решил возвращаться. До этого все еще можно было отыграть. КБ: Отыграть – если бы он захотел. Сейчас – тоже если он захочет. АК: Нет. Он уже не свободен в своих действиях. Он уже на Западе фатально подорвал свою репутацию. Уже невозможно. Последний момент, когда можно было развернуться, – это «Медведев на второй срок, а я пошел гулять». КБ: Ну, в общем такая ситуация. Мы отстаем… ВФ: Но быстро догоняете. КБ: Перед нами в Грузии как стоит вопрос? Сможем ли мы восстановить политический процесс до выборов, во время выборов или после. АК: А у вас выборы когда? КБ: В 2016-м. ВФ: Одновременно с Россией. КБ: Через два года ровно. И либо мы сможем восстановить политический процесс до выборов – что сложная задача. Либо во время – что задача более понятная, потому что это как раз тот момент, когда народ ждет честных результатов и к манипуляциям легче привлечь внимание. Но мне кажется, что скорость, с которой движется наше правительство в смысле эрозии политических институтов, нарастает. Почему? Потому что монарх требует результатов. Он вообще не понимает, как это может быть, – он два года назад велел, чтобы оппозиции не было, а она еще есть. ВФ: А вы слышали рассказ Немцова про то, как Иванишвили приходил к нему разговаривать «за Стойленский ГОК» с пистолетом? КБ: Он вчера рассказывал. ВФ: Серьезный парень – грузинский лидер. КБ: Это, кстати, не его стиль. ВФ: Муляж какой-то принес с собой? |