Онлайн книга «Дорога к свободе. Беседы с Кахой Бендукидзе»
|
Я никак не могу понять. Что такого? Вот Донбасс. Да хрен с ним! КБ: Получалось бы, что они прогибаются просто. АК: Я приводил этот пример – я не знаю, ты читал его или нет. Когда ты идешь в горы и хочешь с собой приятеля взять. Ты знаешь, что это будет тяжелый поход. Через ледники, через скалы, ползти. Он говорит: я не хочу. «Ну пошли». Не хочу. А вот то-се, а вот купите мне новые ботинки, а вот у меня куртка прохудилась, а вот у меня рюкзак, а давай ты рюкзак вместо меня понесешь. И вот ты его берешь, и из-за него вы никогда не дойдете. Потому что у него в какой-то момент начнется: а я устал, а зря я с вами вообще пошел, а вот теперь несите меня и так далее. ВФ: И вообще, как же я вас, хохлы, ненавижу. АК: Понимаете. КБ: Вот поэтому я и не пошел с вами в горы. (Смеются.) АК: Ну видно же, что они не хотят с вами в Европу. Ради чего их на вожжах тянуть? КБ: Возьмем Харьков. Была идея, что Харьков точно так же будет частью Новороссии. Там говорят по-русски, там прорусский губернатор, Харьков был одним из центров технического образования в СССР. АК: Там Ландау преподавал. КБ: Там Мечников закончил университет, Кузнец в Харькове учился и работал. Три лауреата Нобелевской премии связаны с Харьковом. Но оказалось, что он очень даже хочет в Украине оставаться. Понятно, что оставшиеся в Лугандоне очень про-российски настроены. Но если бы в спокойной обстановке, без насилия был проведен референдум, то не очевидно, чем бы он закончился. АК: Согласились. КБ: У нас есть пример Абхазии, где жило полмиллиона человек, 300 тысяч выгнали, оставшиеся сказали, что хотят жить отдельно [120]. АК: Я же о другом. Почему они торопились, почему они стали хвататься за оружие? Потому что они встретили непонимание со стороны киевской власти. ВФ: Они – это кто? Стрелков, Бородай и прочие москвичи? АК: Подожди. Мы исходим из чего? Если это все, от начала до конца, спровоцированный Путиным процесс, который никакой поддержки в народе не имел, и все бойцы либо купленные Путиным, либо засланные физически граждане России – то это одна картина. Если же там был некий концентрированный раствор и после того как Путин бросил туда кусочки соли, вокруг них сконцентрировалось вещество, которое и так было внутри этого раствора, то это другая картинка. ВФ: Это как бунт в Детройте. Если в город Ржавого пояса чужой страны внедрить 25 агентов и поднять там великое социальное восстание… АК: В Детройте оно не поднимется. А если и поднимется, то не из-за того, что туда 25 агентов внедрили, а оттого что какой-то чиновник ребенка задавил на машине. В Лугандоне оно поднялось, потому что раствор был концентрированным. Путин же бросил эти зерна везде. Он их бросил в Одессе, бросил в Харькове. А проросли они только в Луганске и Донецке. КБ: Ну «проросли» – это тоже знаешь… Что значит проросли? Там смогли мобилизовать Бородаем. Ну, может, там процент был чуть больше, чем в Харькове. В Одессе вообще можно услышать украинскую речь? ВФ: Раз в неделю. КБ: Я туда каждый год ездил, там у нас конференция проходила. Я там не слышал украинской речи. АК: Вы меня в чем хотите убедить? Я еще раз говорю: нужно было найти форму, в которой дать понять, что никаких препятствий их выходу из состава Украины не будет, если они спокойно, без нервов, ясно и четко, под международным контролем проведут референдум, результатам которого будут следовать. Вот на такое ничего возразить нельзя. ВФ: Я и не собираюсь. АК: Что они на это скажут? «Нет, мы все равно захватим!» КБ: Вопрос же в чем: то, что там проходило, – это даже не симулякр, это грубейшая имитация выборов и референдума… АК: Слушай, они это сами признают. Ведь что такое минские соглашения? Фактически денонсация результатов этих референдумов. Как это может один человек денонсировать результаты референдума? ВФ: Это договоренность между Москвой и Киевом о том, чтобы отмотать назад. АК: О том, что мы признаем, что никаких референдумов не было. ВФ: Москва, собственно, и не признает этих референдумов. АК: Хорошо, а те, кто их проводил, они что? ВФ: Они в кулуарах тусовались и поставили свои подписи в виде фамилий – без должностей и всего. АК: Нет, ну как может один человек отменить результаты референдумов. Их можно только другим референдумом отменить. КБ: Это же не референдум был. Они просто сказали: давайте маскарад, который проходил, не будем больше называть референдумом. Это было бы точно так же, как если бы я сказал: «Я провел в Альпах референдум». АК: Да, голосовали я и моя жена. Помнишь этот анекдот: в групповом сексе участвовать будете? Нет? Тогда мы вас вычеркиваем. ВФ: Про восстановление политического процесса в России мы поговорили. Давайте резюмировать. АК: Каха считает, что, скажем так, потенциал для давления на Кремль существует внутри страны. Я считаю, что, если этот потенциал активизировать, результаты этого давления непредсказуемы. Это может кончиться всеобщей резней. КБ: Да, конечно. АК: Которой я, честно говоря, не хочу. Я считаю, что существуют более вегетарианские способы. И давление Запада с помощью жестких экономических санкций, включая эмбарго на экспорт нефти, включая депортацию всех родственников этих кремлевских пидорасов из всех этих их кембриджей, цюрихов, женев и так далее. Просто аннулировать у них визы и под жопу вытолкать обратно в Россию. Все их активы арестовать… КБ: И это вызовет тот же процесс. АК: Окей. Резни не будет внутри страны. КБ: Чеченцы будут резать русских. АК: Зачем? КБ: Денег хотят. АК: А деньги чеченцев никто не арестовывал. КБ: Два миллиарда долларов давала центральная власть каждый год. АК: Так она и будет давать. ВФ: Откуда она возьмет эти деньги, если Запад прижмет? КБ: У нее не будет двух миллиардов. АК: Ну, тогда… Тут же еще важен вопрос про ответственность. По крайней мере, кровь будет не на наших руках. |